Да, Джура сказал правду: лошадь подо мной не была скакуном и вдобавок ко всему прихрамывала – кажется, одной подковы не было.
Когда я очень уж отставал от Джуры, я подбадривал свою клячу прутиком, она кое‑как нагоняла жеребца Джуры, но потом опять отставала.
– Вы что же, всех новичков так испытываете? – не выдержал я наконец.
Джура засмеялся, подождал меня.
– И за эту кобылу спасибо скажи, еле нашел, а то пешком пришлось бы тебе идти! – И снова пустил жеребца вперед, а я снова отставал и нагонял, нагонял и отставал.
К полудню мы добрались до заброшенного кишлака. Печальное это было зрелище! Крыши домов провалились, дувалы разворочены, земля усеяна камнями, валунами. А кругом тихая степь. Ни людей, ни животных.
Джура остановил жеребца, спешился.
– Что за кишлак, почему он брошен, Джура‑ака? – спросил я, слезая с лошади.
– Это место люди называют Селькелды – значит, сель прошел. Каждый год беда приходит – ну прямо басмачи, даже хуже. Все губит сель – и людей, которые не успеют спастись, и скот, и дома, и добро. Так год назад государство дало людям землю под Алмалыком, и все туда вместе и переехали, всем кишлаком.
– А разве нельзя было здесь построить плотину, защититься от селя?
– Э‑э, брат, хорошо ты говоришь да силы где взять плотину строить? Сейчас людям легче переехать, чем бороться с селем… Да, земли свободной у нас много, а сил пока что мало. Но вот увидишь: будем живы – такие кишлаки здесь построим‑, такие сады будут цвести на этом месте! И люди возвратятся сюда к могилам предков. А пока что… пока что посмотри‑ка, не найдется ли чего в твоем узелке?
Я развязал узелок – от собранных мамой мне в дорогу припасов оставалось немного – пол‑лепешки да с десяток боорсаков.
Подкрепившись, мы снова тронулись в путь, поднимаясь все выше и выше. Налетевший ветерок заставил меня поежиться.
– Во‑он впереди возвышенность Бештерак, – показал Джура. – Поднимемся туда, спустимся, а там и кишлак рядом. Кишлак Ураза.
– А не обманул нас Натан, а?
– Зачем же ему врать, Натану? Завтра вернемся, увидим его. Бежать ему некуда, семья у него, сам слышал. А вот Ураз может и не заехать домой, правда, но тут Натан не виноват, он думает, мы Ураза в Алмалыке ждать будем.
– Но разве можно доверять такому? Надо было взять его с собой.
– Зачем? Чтоб видел, как мы ловим Ураза? И потом рассказывал, кому надо и не надо?
– Наверное, не повредило бы, – заметил я.
– Как раз бы повредило, – спокойно объяснил Джура. – Ты же слышал, что говорил Натан: он тоже человек, ему жить надо, кормить семью. А возьмем мы его с собой – Ураз скажет: Натан предатель…
– Так мы же все равно посадим Ураза! Пусть думает и говорит что хочет.
– Это не так просто. Ураз ведь был пастухом, с басмачами недавно и держится сам по себе. Стоит ли сразу сажать? Подумать надо…
Я не верил своим ушам. Как ни старался, не мог понять слов Джуры. Натана сажать нельзя, и Ураза, оказывается, тоже? Зачем же мы отправились ловить его? Чтобы тут же и отпустить? Я не понимал, удивлялся, но не решался расспрашивать дальше.
Пока мы добирались до кишлака Ураза, спустились сумерки. Кишлак назывался, как и возвышенность, Бештерак, то есть «пять тополей», но в темноте я не различал ни одного тополя; за низкими дувалами чернели какие‑то деревья, не то урючина, не то орешина – не разобрать было, но тополей я так и не увидел, и это странно занимало мои мысли – устал, что ли, думать об Уразе и басмачах?
Мы въехали в темный кишлак, проехали еще немного по узенькой улочке, и Джура остановился у дувала возле кокандской арбы, стоявшей с поднятыми оглоблями, спешился, привязал коня к колесу арбы; я сделал то же самое.
Кругом было темно и тихо, даже собак не слыхать. Джура тронул меня за плечо:
– Пошли.
Мы перебрались по доске через небольшой арык, вошли в чей‑то двор, во тьме я различал только деревья да кусты; Джура обернулся ко мне, я увидел рядом блеск его глаз и спросил:
– Здесь?
– Тихо… – шепнул Джура. – Тихо, его дом близко.
Мы прошли в соседний двор, и в темноте и тишине кишлак казался неживым. «Селькелды, – вспомнил я. – Сель прошел». И тут прямо передо мной коротко заржала лошадь, фыркнула, и снова все замерло.
– Хорошо, вовремя пришли, – шепнул мне на ухо Джура. – Намаз совершает.
Кто совершает намаз, где совершает и почему это хорошо – ничего не вижу, ничего не понимаю.
Джура взял меня за плечо, повернул, и мы двинулись вдоль низкого дувала. Темнота и тишь обострили мое зрение и слух, я ожидал появления кого‑то притаившегося, ожидал нападения из темноты, и вдруг будто что‑то толкнуло меня – слева я заметил движение по земле, будто ползет кто‑то. Приглядевшись внимательно, я понял – это была тень человека. И увидел, откуда падает на землю эта тень.