— Кто вы такой?
— Зовите меня Самуэлем. Задали вы нам работы. Чтобы изъять фотокопии, стоило много долларов.
— На каком основании?
— Для вас это слишком опасный материал.
Он говорил со мной, точно классный наставник, монотонно и поучительно. Так выговаривают ученику, прежде чем высечь розгами.
— Единственное ваше оправдание — вы не знали, за какое дело взялись. Это ваш бизнес. Но, кроме газетного бизнеса, существуют и государственные интересы. Вы английский подданный, Великобритания наша союзница, и вы должны всегда помнить, что, нанося вред Соединенным Штатам, вы наносите вред и своей стране. Мы делаем общее дело. Боремся на переднем крае с мировым коммунизмом. Я повторю вам слова аболициониста Гаррисона: «Я искренен. Я не прибегну к экивокам. Я не буду извиняться. Я не уступлю ни дюйма». Вы поняли меня?
— Понял. Но вы не докончили цитату: «Меня услышат».
— Как раз по поводу последней фразы… Я сделаю все, чтобы ни вас, ни меня не услышали. Мы вам заплатим. Кое-что из того материала, что вы предоставили нам, интересно. Расходы ваши будут оплачены. Но…
Он посмотрел на меня янтарными глазами, как кошка на мышь, и облизнулся.
— При одном условии… Вашего слова будет достаточно. Мы знаем вашу щепетильность, и вполне хватит вашего слова джентльмена.
— Хотите, я вам расскажу анекдот? — спросил я.
— Пожалуйста. Времени у нас, точнее, у вас, — он обвел стены взглядом, — больше чем достаточно.
— Один янки, простите, подданный Соединенных Штатов, поехал туристом на Британские острова, и когда через месяц вернулся в Чикаго, то вернулся уже миллионером. Причем учтите, у него оказалось несколько миллионов фунтов, а не долларов.
— До девальвации или после? — ехидно осведомился человек с янтарными глазами, назвавший себя Самуэлем.
— После того, как банки Европы отказались принимать доллары.
— Понял. Продолжайте…
— Он привез целый чемодан наличными фунтов стерлингов. «Откуда у тебя столько денег?» — удивилась жена, «Понимаешь, — ответил ей новоиспеченный миллионер, — меня пригласили в английский клуб. Спросили, играю ли я в карты. «О'кэй!» — ответил я. «А в какую игру?» — «В очко», — ответил я». Есть такая игра.
— Знаю, я бывал в портах.
— И вот джентльмен говорит: «У меня двадцать одно». Я ему говорю: «Покажи!» Джентльмен оскорбился: «Сэр, настоящему джентльмену верят на слово». И тогда у меня как поперла карта, как поперла!»
— Забавная история, — рассмеялся человек с янтарными глазами. — Поперла. Вот так молодец! Узнаю хватку Чикаго. А он случайно был не итальянец?
— Нет, стопроцентный…
— Но вернемся к делу. Итак, вы должны забыть, что прочли в дневниках какого-то вьетнамца. Да у вас и нет хотя бы копий дневников. Оригиналы и фотокопии у нас. Все! Нам хватит трепачей в собственных газетах, которые выдают государственные тайны. С вами проще. Это не угроза, а постфактум. Даете вы слово молчать или нет?
— А если я поведу себя так, как тот житель Чикаго?
— Вы родились в Шанхае.
Я молчал. Отключился. Я не слышал, что говорил человек в форме полковника, я думал о том, что, оказывается, я живу как на ладони. Они знают все. Но откуда? Вряд ли столько много обо мне знал Павиан, мой шеф в газете. Его интересовал лишь «гвоздь». Как-то он меня встретит? Его, наверное, тоже успели припугнуть. И он-то будет молчать. Будет. Они сметают даже собственных президентов…
— …вы упали в пропасть, о которой не подозревали. Вы были бы мертвым уже, — продолжал янки.
— Это тюрьма?
— Гауптвахта.
— Я арестован?
Он пожал плечами.
— Это насилие! Пиратство!.. Это беззаконие!
— Вы сами поставили себя вне закона… Вы легли на рельсы перед идущим экспрессом.
— Преступники!
— Это политика. Как говорил Катон, «самый грязный бизнес». Вы сами залезли в эту помойку.
— А вы?
— Мне иногда приходится надевать форму.
— Вы же знаете, что здесь происходит, — сказал я. — Здесь происходит великое преступление, за которое судили и казнили нацистских главарей.
— Я защищаю свою страну и строй моей страны. И вашей тоже, — ответил спокойно янки.
— А торговля наркотиками?
— Дело не в торговле наркотиками и золотом. Это мелочь. Идет более крупная игра. Здесь ворочают миллиардами. Здесь точка опоры, при помощи которой переворачивают земной шар.
— Что же это?
— Нефть!
Я замолчал.
— Нефть… — повторил офицер. — Она лежит под слоем воды от Камчатки до Камбоджи. Самые огромные запасы нефти, открытой на земле. Это россыпи золота. Рост потребления нефти у нас в Штатах обгоняет прирост населения на 4 процента в год. У нас осталось нефти всего на 30–32 года, и мы сядем на голодный паек, а здесь…
Он говорил… Но я уже не слушал. Все-таки я умел выключать сознание. Боль… Пытки изобретены для того, чтобы через плоть сломать сознание. Меня пытали, ломали мое сознание по прямому проводу, и мой разум нашел выход — отключился. Я думал о своем…
«Клер… Мы встретимся, как только я вырвусь отсюда. Им требуется мое слово джентльмена. Фотокопии у них в руках. Дневник тоже. Перевод я сжег… Это они знают.
Мы обвенчаемся. — думал я о Клер. — Сядем в самолет и улетим. В Дели, в Рангун, в любой город, в котором есть божий храм и где нас обвенчают».
И еще я подумал:
«Она католичка, а я православный. Как же нас будут венчать? Странно, чтобы называть себя мужем и женой, чтобы стать счастливыми, кто-то из нас должен принять чужую веру».
— …пока вы не дадите слово джентльмена… — прорывались к сознанию слова офицера с янтарными глазами.
Финал был неожиданным, как и все финалы, иначе и не могло быть — о нем побеспокоилось слишком много людей… Моего непоколебимого слова джентльмена не потребовалось: жизнь стремительно течет, бурлит, что-то отмирает, нарождается новое, среди пепелищ пробиваются цветы… А мы сотрясаем воздух языками и делаем вид, что от наших команд что-то зависит. У нас мышление колдунов позднего палеолита, которые еще не отошли от шока, вызванного возникновением членораздельной речи.
Мне почти буквально дали под зад и выкинули с авианосца… На меня было бессмысленно тратить даже цент — дневник Пройдохи Ке, точнее, выдержки из дневника появились в печати сразу нескольких стран. Это была полная неожиданность для янки, тем более для меня…
Когда, оказавшись на берегу, дал телеграмму Клер и получил ответ, я был ошеломлен.
И тогда я вспомнил шорохи у двери, настороженные взгляды… Я сжигал перевод дневника… Перед тем как выйти с кухни, я бросил в камин третий экземпляр. Чтоб сгореть кипе бумаги, нужно много времени и кочерга. Но эта кипа не сгорела. Гангстеры заперли служанку на кухне.
Служанка! Я даже не знал ее имени. Она шла к цели более коротким и верным путем и, что самое главное, бескорыстно.
Слугою был я! Она была хозяйкой!
Мне осталось снять шляпу и склонить голову перед мужеством этой женщины.
ДЖОН ЛАФФИН
Фотография мадам Вонг
Десять тысяч фунтов за одну фотографию предлагает португальская полиция в Макао. Всего лишь одну четкую, сделанную в последнее время фотографию мадам Вонг. Всякий, кто поймает мадам Вонг, может назначить свою собственную цену, и власти Японии, Гонконга, Тайваня, Филиппин, Таиланда с охотой внесут необходимый вклад.
Десять тысяч фунтов предлагают уже с 1951 года. И несколько человек пытались заработать эти деньги. Все эти попытки кончились смертью. Португальская полиция, и любая другая полиция на Юго-Востоке, хочет поймать мадам Вонг, потому что она — главный пират этих мест.
В морях, расположенных между Тихим и Индийским океанами, пиратство процветает уже сотни лет. Оно было почти сведено на нет только во время второй мировой войны, когда все суда конвоировались военными кораблями, а японские власти рубили головы команде любого судна, имевшего несчастье смахивать на пиратское.
И все же один пират ухитрился остаться невредимым и даже приумножить свой бизнес во время войны. Это был Вонг Кунг-кит, один из чиновников чанкайшистского правительства. Никто не знает, когда Вонг сколотил первоначальный капитал, но у него уже была куча денег и товаров, когда в 1940 году он решил оставить государственную службу и заняться пиратским промыслом. Его верная помощница, молодая и красивая жена Шан, до замужества была танцовщицей в ночном клубе Кантона.