Офицер одернул френч, провел ладонью по волосам. и сразу обозначился безукоризненный пробор с левой стороны; пристально взглянул на. Федора белесыми с черными точечками зрачков глазами.
— В чем дело?
— Вот, — ответил Шопля. — Новый человек. Комендор по специальности. Очень нужен.
— Откуда?
— Попал по облаве.
— Где раньше служил?
— В семнадцатом у нас, а потом… Он вам сам расскажет.
— Вы его знаете?
Офицер говорил с боцманом, а точечки зрачков неотрывно смотрели на Федора, и так пристально, что моряку даже стало неловко. Но уж одно хорошо, что этого долговязого офицера с узким, точно сдавленным, лицом он раньше никогда не видел — это точно.
— Да как сказать? Служили вместе.
— Можете поручиться?
Шопля помолчал.
— Сейчас за родного отца трудно поручиться, такое время. Вы уж сами разберитесь…
Другого ответа Федор от боцмана и не ожидал, но хорошо, хоть не сказал, что Бакай всегда тянулся к большевикам, ходил с отрядом Драчука против Каледина.
— Хорошо, разберусь.
— Мне разрешите идти?
— Идите!
Хлопнула дверь, и Федор остался один на один с корниловцем.
— Ну-с, краса и гордость революции, садитесь.
Федор хотел было отпарировать: «Слушаюсь, опора и надежда трона.!», да решил, что ни к чему сразу обострять отношения, молча опустился на стул.
— Что ж, будем знакомы. Я — штабс-капитан Эрнст Карлович Циглер фон Шаффгаузен-Шенберг-Эк-Шауфус. Советую запомнить, повторять не люблю, когда искажают мою фамилию, не переношу.
— Запомню, господин штабс-капитан, — ответил Федор, а про себя улыбнулся: в Николаеве был немчура с такой же фамилией, на железной дороге работал. Его сыну Эньке ребятишки просто проходу не давали, даже специальные дразнилки придумали:
Дальше Федор дразнилку забыл, но фамилию помнил.
«А может, это тот самый Энька и есть? — мелькнула мысль. — Ведь его, наверное, Эрнстом звали… Да нет, тот был полный, как колобок, а этот вон какая жердина, и нос длиннющий, словно хобот…»
— А как же вас прикажете величать?
— Бакай. Федор Иванович Бакай.
— Бакай, Бакай… Что-то фамилия такая…
— Какая?
— Не ясная. Ведь у вас все больше Ивановы, Петровы, Брюквины, Капустины.
— Очень даже ясная. Когда татары захватили южные степи, то не всех истребили. Кое-кто остался жить в Диком поле, прятались от кочевников в камышах по протокам рек. Эти протоки назывались бакаями, и вот тех, кто жил там, стали звать Бакаями…
— Ишь ты, как князь или граф, сотнями лет свою родословную исчисляешь!
— Все мы от Адама происходим, — уклончиво ответил Федор.
— Ну что ж, Бакай так Бакай… Рассказывай о себе. Обманывать не советую. Сказать почему?
— Слушаю, господин Циглер фон Шаффгаузен-Шенберг-Эк-Шауфус, — без запинки произнес Федор.
— Вы что, где-то встречались со мной?
— Никак нет, не встречался.
— Странно. Мою фамилию редко сразу запоминают.
— Я с детства хорошей памятью обладаю, господин штабс-капитан.
— Ну-ну… Так вот, в морской контрразведке заведена картотека на всех красных моряков. Понимаешь? — и он положил на стол внушительную записную книжку с алфавитом.
— Так точно, понимаю.
— А данные мы берем из газет. Как они называются?
— Не могу знать, господин штабс-капитан.
— Ну и кроме того, у вас… — Штабс-капитан пристально взглянул на Федора, тот спокойно выдержал его взгляд. — Там у вас есть наши люди…
— Разрешите доложить, нас на мельнице было всего двое…
— На мельнице?..
— Так точно! После ранения работал там машинистом. Сгорела — сюда подался. Да вот…
— Чего же перерегистрацию не прошел? — постучал штабс-капитан пальцем по воинскому предписанию.
— Не успел…
— Ну что ж, посмотрим. — И штабс-капитан взял в руки записную книжку. — Только: «Это не обо мне, случайное совпадение…» — такое у нас не пройдет. И хорошо, если на кормовой срез пойдешь, а то на «Корнилов»… Так!.. Балануца… Бревнов… Близнюк… Ну и фамилии!..
Штабс-капитан читал, а Федор мучительно думал, писали о нем что-нибудь или нет. Вроде бы нет, а вдруг? Ведь он часто и на собраниях и на митингах выступал…
— Значит, Бакай!
— Бакай, — внешне спокойно повторил Федор, а сам уже решил: как только штабс-капитан назовет плавбатарею «Защитник трудящихся» — сразу бросится на него и за горло…