Однако продолжим наш рассказ. Прошла неделя.
И наступил день, которым потом будут датированы первые документы, составляющие объемистый том уголовного дела, документы, позволяющие буквально по минутам воспроизвести всю картину происшествия.
Закончились спортивные занятия у учащихся десятого класса «Д». Учительница физвоспитания Нина Николаевна Гончарик делала последние записи в журнале, поторапливала замешкавшихся в раздевалке учеников. Последними переодевались четверо — Володя Высевко, Олег Галиновский, Олег Зеневич, Евгений Анищенко. Из спортивного зала на лестничную площадку они вышли почти одновременно. Следующий урок был на втором этаже, и они начали подниматься по лестнице. Олег Галиновский был уже на середине лестничного пролета, когда Высевко поднялся на третью ступеньку. Остальные были еще на площадке. В это время из вестибюля вышел Геннадий Зиновьевич Энгельсон. Увидев Высевко, он тут же окликнул его и опять потребовал, чтобы тот привел в школу родителей.
Уточним: учитель стоит на площадке, а ученик — на несколько ступенек выше. Учителю это кажется оскорбительным, он вынужден разговаривать с учеником, глядя на него снизу вверх. Следует очередной наказ привести родителей. «Ладно», — отвечает Высевко. Ответ показался учителю недостаточно учтивым. Его фраза: «Как ты стоишь передо мной?!» И тут же удар в плечо, от которого Высевко скатывается на площадку. Он удержался на ногах. Выпрямился. Оглянулся на ребят, которые остановились на лестнице. Повернулся к Энгельсону, готовый продолжать разговор. Но Геннадий Зиновьевич считает, что разговор окончен. И вообще, что время разговоров прошло. Он размахивается и с силой бьет Высевко в лицо. Тот отлетает на два метра, ударяется головой в дверь, ведущую в вестибюль и падает на цементный пол. Подняться Высевко не может. Изо рта у него показывается кровь, начинаются конвульсии.
— Ладно, хватит притворяться, вставай! — говорит Геннадий Зиновьевич и небрежно, одной рукой, поднимает Высевко. Но не удерживает его, и тот снова падает с метровой высоты, ударяясь головой о цементный пол. После этого Геннадий Зиновьевич уже двумя руками подхватывает Володю и через вестибюль тащит в медпункт. И… запирает за собой дверь.
Все произошло в течение минуты. На площадке и на лестнице все еще стоят пораженные товарищи Володи — Олег Галиновский, Олег Зеневич, Евгений Анищенко. Учительница физвоспитания Нина Николаевна Гончарик выходила из спортивного зала как раз в тот момент, когда Энгельсон размахнулся для удара. Она инстинктивно отшатнулась и прикрыла дверь, но тут же снова распахнула ее — Высевко уже лежал на полу. Энгельсон стоял над ним. Ребята — чуть в стороне. Учительница Пуховская, торопясь на урок, пробегала через вестибюль.
Пока Энгельсон тщетно пытается привести парня в чувство, пока он машет перед лицом Володи носовым платком, озираясь на запертую дверь, давайте зададимся вопросом: что должен делать учитель, который вдруг обнаруживает, что его действия привели вдруг к столь трагическим результатам? Что должен в таком случае учитель, который любит детей, школу, работу, для которого эта работа — главное в жизни?
Можно быть уверенным, что в каждом ответе будут слова о том, что необходимо прежде всего вызвать врача. Это очевидно. Выдающийся русский педагог К. Ушинский писал, что можно сильно любить человека, с которым мы постоянно живем, и не ощущать этой любви, пока какое-нибудь несчастье не покажет нам всю глубину нашей привязанности. Несчастье, случившееся в десятой школе, не вынудило Энгельсона обнаружить привязанность к детям, любовь к ним, не проявил он и более прозаических чувств — ответственности, порядочности. Все его действия в те минуты слишком уж напоминали действия человека, спешно заметающего следы.
Он затащил Высевко в медпункт, чтобы попытаться наедине, без свидетелей привести его в чувство. Это ему не удается. Когда через некоторое время в медпункт все-таки вошли завуч и медсестра, которым ребята уже рассказали о случившемся, они решают вызвать «скорую помощь». Энгельсон возражает. Он знает, что врачи обязательно спросят об обстоятельствах получения травмы. Он все еще надеется, что Высевко придет в себя и все обойдется. Он тянет время, не думая о том, что, может быть, в эти минуты решается вопрос жизни и смерти подростка.
Тем временем кто-то тряпкой затирает кровь на полу, ребята растерянно толкутся в вестибюле, не зная, что предпринять. Наконец, завуч Ольга Андреевна Дудникова решает вызвать «скорую помощь». Снова тянутся томительные минуты. Высевко не приходит в себя. Приезжает «скорая». Парня осторожно укладывают на носилки и выносят к машине.
У всех возникает вопрос: кому сопровождать пострадавшего? Директор болеет, ее нет в школе, учителя на уроках, завуч полагает, что она должна остаться. Ребятам не положено: сопровождать пострадавшего ученика должен учитель. Дудникова предлагает ехать Энгельсону. Он свободен. Он знает, что произошло. Он учитель. Но Геннадий Зиновьевич категорически отказывается. Он во что бы то ни стало хочет остаться в школе. Ему остро необходимо кое с кем поговорить, кое-кого убедить, настоять, рассказать, короче — создать свою версию происшедшего. Он понимает, что неплохо бы и в больницу съездить с Высевко, но разорваться невозможно.
Поехал Анищенко. Ученик, товарищ по классу, свидетель происшедшего. И в больнице, когда его спросили о причине травмы, он, не мудрствуя лукаво, подробно рассказал, как, при каких обстоятельствах получил черепно-мозговую травму доставленный больной. Его показания были настолько ошарашивающими, что врачи сочли своим долгом сообщить о них в милицию, а оттуда сведения попали в прокуратуру. Так было возбуждено уголовное дело по обвинению Геннадия Зиновьевича Энгельсона в умышленном нанесении тяжких телесных повреждений ученику десятой средней школы Владимиру Высевко. Как установила экспертиза, травма относилась к категории опасных для жизни — перелом костей свода черепа, сотрясение мозга, кровоизлияние. Не забыли эксперты упомянуть и еще одну маленькую, но весьма важную деталь — небольшую ссадину на внутренней стороне щеки, след удара рукой.
Почти неделю Высевко лежал в больнице, не приходя в себя, он не узнавал ребят, приходивших к нему, до сих пор не помнит, что с ним произошло. Его память обрывается на том моменте, когда закончились занятия в спортивном зале. Он долго не мог понять, как оказался в больнице.
Высевко увезли, толпа в вестибюле разошлась, все снова занялись своими делами. Энгельсон тоже. Первым делом он направляется к учительнице физвоспитания Нине Николаевне Гончарик. Она — единственный свидетель из взрослых, и ее слова, ее мнение, ее показания могут оказаться довольно важными.
— Нина Николаевна, — говорит он, — вы были в спортзале, когда все это произошло, верно?
— Да, — растерянно отвечает учительница, не поняв сразу сути вопроса.
— Значит, вы ничего не видели, да?
Потом Геннадий Зиновьевич вспомнил, что через вестибюль пробегала учительница Пуховская, как раз в момент происшествия. И он направляется прямо к ней, вызывает с урока:
— Вы что-нибудь видели? Ну, я имею в виду, как все там произошло, на площадке?
— Да нет… Я была в вестибюле… Я видела только, как Высевко упал в проем двери…
— Спасибо, — говорит Энгельсон.
Неуверенности Пуховской ему вполне достаточно для той версии, которую он начинал монтировать.