Он упал в ложбину между кочками — ему послышался слабый крик.
Роман замер, вдавив тело в темную жижу, и в следующее мгновение увидел две согнувшиеся в напряжении фигуры с длинными шестами.
Он встал перед ними, когда нарушители подошли к кочке совсем близко.
— Руки вверх, — негромко приказал пограничник.
Первый, высокий плотный мужчина, послушно вскинул руки, отбросив шест. Второй, узколицый гибкий человек, рухнул в топь, успев выбросить вперед руку с бесшумным пистолетом. Щелкнул выстрел. Пуля стеганула по прикладу автомата и рикошетом отлетела в горелый лес.
Роман короткой очередью, как ему показалось, достал узколицего, как вдруг высокий в брезентовом плаще, воспользовавшись секундной заминкой, метнулся за ближайшую кочку, и оттуда сухо треснул выстрел. Пограничник полоснул очередью по кочке, за которой затаился нарушитель, и, пригнувшись, упал в ложбину, которую облюбовал для засады.
Посвистывая, пули прошивали над головой холодный воздух, с причмокиванием входили в сырые кочки.
«Вот оно все как обернулось, — подумал Покора. — Волки-то матерые. Где же второй?»
По выстрелам Роман понял, что второй нарушитель жив и тоже ведет огонь. Но где он? В какой стороне?
Покора чуть приподнялся, чтобы по вспышке определить, где узколицый. И тут же начал оседать, ощущая, как горячее и липкое растекается под рубашкой у левого плеча. Потом пришла боль, острая, ломящая.
Роман стал отползать из-за кочки к единственному сухому островку, где рос кустарник и откуда простреливается почти весь участок невидимой тропы.
Позиция в ложбине за кочкой была уязвимая, ее можно было обойти, островок же надежно укрыл бы его в кустарнике.
Покора слышал глухой стук пуль, входящих в кочку — она все еще прикрывала его, — и полз медленно и тяжко, чувствуя, как немеет левая рука.
Покора досадовал на неудачу, на ранение.
«Граница любит умных», — вспомнил он слова капитана Стриженого. А он, ефрейтор Покора, не новичок и должен был предусмотреть все.
Как бы все было просто, если бы не заболела Вега, сильная широкогрудая овчарка. Роман обычно ходил с ней в наряд. Но Вега тяжело заболела, а замены ей не нашлось. Теперь вся надежда на Смолова. Он должен был слышать выстрелы.
Рука как-то странно мертвела от плеча к локтю. Роман уже не чувствовал и теплоты крови. Опираясь на здоровую руку, он отвоевывал сантиметры у пространства, отделяющего его от кустарника.
Нарушители прекратили стрельбу, может быть, думая, что пограничник убит, — ведь он не отвечал на выстрелы.
Лежа в укрытии, они не могли его видеть, но стоило одному из них встать, как распластанное в ложбине тело прочиталось бы четко на белом пружинистом мху. Нарушители медлили. Роман заполз в кустарник и дал себе отдохнуть. Пограничник изготовился для стрельбы, зорко всматриваясь в ставшие неясными кочки. Он вспомнил о времени и взглянул на часы. Смена прибудет не раньше, чем через два часа.
«Будут прорываться или пойдут обратно?» — думал Покора, вслушиваясь в тишину.
Всплеск выдал движение. Неясные сгорбленные тени качнулись над кочками.
Они приближались, вырастая в ясно видимые фигуры, и Роман догадался, что нарушители решили проверить, не убит ли он.
«Им очень нужно пройти, иначе бы они не решились на такое, — подумал пограничник. — Они рискуют, готовы прорываться даже с боем, значит, у них дело исключительной важности. И они теперь знают, что я один…»
Нарушители шли с двух сторон к кочке, по-звериному быстро и осторожно, готовые стрелять на шорох, на любой подозрительный звук. Тренированным слухом они старались уловить малейшее движение в ложбине, и Покора, наблюдая за нарушителями, понял, что принял единственно правильное решение — укрыться на островке.
Пограничник осторожно нащупал в подсумке ракетницу и две ракеты. Две красные ракеты. Выпущенные одна за другой, они скажут наблюдателю на вышке о нарушении границы. Но Роман боялся, что ракеты завязнут в клейком густом тумане, окутавшем болото. Нужно попытаться обезоружить обоих нарушителей. Значит, он должен стрелять первым, без предупреждения и окрика.
Резкое восклицание донеслось с места, где остановились нарушители.
Узколицый в ватнике взмахнул рукой с пистолетом, и в то же мгновение Роман нажал на спусковой крючок своего автомата. Он почти не целился — мушка расплывалась в сумрачном полусвете.
Ефрейтор увидел, как, выбитый короткой очередью, отлетел в сторону пистолет из руки узколицего, и тут же ощутил, как у самой щеки в землю вонзилось что-то горячее. Он буквально почувствовал щекой эту пулю.
И тогда пограничник послал длинную очередь во второго нарушителя, сошедшего с тропы и снова угодившего в топь.
Высокий упал, но тотчас поднялся и крикнул сдавленным голосом:
— Мы сдаемся!.. Не стреляй…
Он стоял с поднятыми руками, покачиваясь, как пьяный, и Роман понял, что нарушитель ранен. И все же ефрейтор медлил подниматься. Что-то в позе высокого настораживало пограничника.
— Брось гранату, — внезапно крикнул Роман, — или стреляю…
Он крикнул это наугад, подозревая хитрость со стороны нарушителя в плаще. И вдруг увидел, как из рукава высокого вылетел небольшой светлый предмет и глухо шлепнулся в болотную жижу.
— Повернуться спиной! — скомандовал Покора из кустов.
«Мне не связать их одной рукой даже по очереди», — мелькнула мысль.
Роман с трудом поднялся, преодолевая сильную слабость. Но голосом твердым и звонким приказал:
— Кругом… дистанция пять метров… вперед!
Белый мох пружинил под ногами, как сухая мочалка, шуршал и крошился. Белесая мгла клубилась над водой. Ноги все глубже уходили в топь.
Покора потерял тропу еще раньше, когда покинул спасительный островок. Туман скрыл от него ориентиры.
Теперь ефрейтор двигался по компасу строго на восток.
Они шли сквозь горелый лес, и мертвые деревья падали перед ними от одного прикосновения.
Перед глазами у Романа плыли радужные круги. Он смутно различал двигавшиеся впереди него фигуры нарушителей. Оба за все время не обернулись ни разу.
Узколицый шел мелким шагом, нагнув голову, придерживая здоровой рукой раненую кисть.
Проводник, покачиваясь, медленно и тяжело переставлял ноги. Слышно было, как он постанывает. Пограничник так и не смог определить, куда же ранен нарушитель.
Топь расступалась перед ними и смыкалась сзади темной, свинцовой, поблескивающей массой.
Роман все же надеялся до полной темноты выбраться из болота на сушь, откуда до заставы было недалеко. И Смолов должен был уже поднять тревогу.
Он выдерживал дистанцию, достаточную для того, чтобы переложить автомат с плеча в здоровую руку.
Густели сумерки. Роман с трудом различал спины задержанных.
И тогда он скомандовал:
— Стой! Нарушители остановились.
Покора разрешил им сесть на кочки поодаль друг от друга и сделать перевязку по очереди.
Сам же он лег прямо в воду, положив автомат на поваленный ствол дерева. Пограничник видел, как рвал зубами индивидуальный пакет узколицый, как ловко и быстро забинтовал он здоровой рукой задетую пулей кисть, как, наглея, достал из внутреннего кармана пачку сигарет, выдернул зубами одну и щелкнул зажигалкой.
«Пусть курит», — подумал Роман, чувствуя, как тело начинает сотрясать озноб.
Он стиснул зубы, чтобы унять дрожь. От усталости и потери крови он не мог непрерывно смотреть на задержанных и, давая себе передышку, закрывал глаза, чутко вслушиваясь в шуршанье одежды, в треск разрываемого бинта.
«Высокий, — механически отметило сознание. — Куда же он ранен?»
Роман разлепил веки и увидел, как нарушитель в плаще неумело бинтует шею.
Расслабившись после напряжения, ефрейтор опустил голову на приклад автомата, ощущая лбом его прохладную полированную поверхность, и тотчас услышал всплеск, тихий, вкрадчивый, едва различимый. И в следующую секунду Роман увидел узколицего, идущего бесшумным кошачьим шагом к дереву.