И травы здесь растут яркие, коварные и обманчивые. И деревья — кривые да коряжистые, поросшие, как грязным клочкастым волосом, путаным и рваным мхом. И часто сидит на таком дереве черный ворон и каркает хрипло, скрипуче, до мороза по коже.
Все было в болоте том. И пузыри вырывались из черной глуби, и туманы ходили меж деревьев, будто утопленники в саванах, и огоньки плавали над бездонными пучинами. И стоны по ночам глухо доносились до путника, и вроде шепот шел над кочками, и говор слышался глухой, нелюдской, непонятный...
Даже луна здесь особая была — холодная, белая, безразличная. Смотрит сверху, как над болотами бродят туманы и огоньки, бесшумно, а то и с гулким хохотом, мелькают меж кустов страшные глазастые совы, и вроде все это ей очень нравится.
Многие верили, что в болотах нечисть водилась — то ли водяной, то ли еще какая темная сила, толком никто объяснить не мог, но ходили про эти места худые слухи. Старая Евменовна любила об этом поговорить, да и та больно мутно объясняла: «...поводит, поводит огоньками по кочкам, да и столкнет в бучило, тянет за ноги вглубь и щекочет. И человек вместо того, чтобы звать на помощь, хохочет дурным голосом на весь лес — отпугивает своих возможных спасителей...»
Не любили на селе Соловьиные болота, боялись их и без крайней нужды сюда не заглядывали, далеко стороной обходили, хотя ягода тут водилась знатная и дичь хорошая была. И соловей здесь отменный селился. Иногда, по весне, аж с дороги было слыхать его песни, от которых у любого заходилось и печально и радостно сердце...
Сейчас день был ясный, шли они твердой тропкой, а над болотом висела в жуткой тишине мятежная тревога. Издалека Вестин вой заслышали. Еще немного прошли, и она, обрадованная, из-за кустов к ним выскочила. Андрей даже вздрогнул — так напряжен был.
Дружинники в сторонке остались, участковый с Бугровым ближе подошли. Подошли не просто — оба под ноги смотрели, чтобы след, какой будет, увидать и не уничтожить: Бугров еще дорогой сказал, что, верно, не по своей воле этот несчастный мужик в болоте оказался, похоже даже, дырка у него в спине есть — ружейная.
— Вон, гляди, у края, видишь?
Андрей уже и сам разглядел. Там, где твердое кончалось, торчало из воды что-то темное, пятнистое, видны были ноги в рубчатых походных ботинках, спина с каким-то рисунком на куртке, а голова была вся в воде, только волосы чуть виднелись и шевелились, как тонкая водяная травка.
Правду сказать, жутко было участковому. Но что делать! Надо... Ближе Андрей подошел, и точно — на спине две дырки разглядел в курточке. И курточка жалкая какая-то: вроде детской, заяц на ней нарисован, и «Ну, погоди!» написано зелеными буквами.
Андрей вернулся к дружинникам.
— Вы, ребята, с Федором Михайлычем меня здесь подождите. С места не сходить и никого не подпускать. Я сейчас вернусь, позвоню только.
До приезда опергруппы участковый с лесничим место происшествия осмотрели. Кругами ходили, все больше и больше забирая. Андрей первым палатку нашел и Бугрова позвал.
Палатка была зашнурована, рядом на сучке висел походный мешок с продуктами, в пеньке топорик ржавел, кострище уже травой прорастать взялось. Около него обувка на колышках — видно, сменная, на просушку.
Леший полог палатки откинул, голову внутрь сунул, посмотрел, понюхал, проворчал:
— Точно, неделя лапнику будет. — Пошарил в изголовье и вытащил сумку, вроде полевой — прочная.
Андрей с волнением открыл ее, достал документы, бумаги, посмотрел внимательно. Бугров за его лицом вопросительно следил.
— Ученый, — сказал Андрей. — Орнитолог.
— Это по птицам, что ли?
— Ну да... Командировочное удостоверение и письмо из института.
Андрей снял с дерева рюкзак — внутри продукты были: сахар и соль отсыревшие, чай, консервы, в отдельном пакете проросшая картошка.
— Точно, — сказал Бугров. — Недельный срок, по всему видать: и топор говорит, и кострище, и все другое.
— Слушай, Федор Михалыч, — вдруг сказал Андрей, — надо шире искать. Он приехал птиц записывать на магнитофон, соловьев. Понимаешь? Если мы этот магнитофон найдем — он много сказать может.
— Это верно. — Бугров поскреб бороду.
Первое напряжение немного улеглось, привыкать стали, и теперь больше по-деловому настроены были. Правда, когда ветер налетел и деревья зашумели, опять тревожно стало, неуютно. Будто хотят они рассказать, что видели, да не могут — потому и стонут.
Андрей встряхнулся.
— Где здесь соловьи поголосистее? Пошли. Сейчас на квадраты разобьем и все обыщем.
— Дело. К оврагу надо идти, к дороге ближе. Сдается мне, покойник от своего магнитофона недалеко ушел.
Андрей объяснил дружинникам задачу, и, когда на дороге зашумела милицейская машина (Андрей там Кочкина оставил, чтобы перехватил и к месту проводил), Богатырев закричал, чтобы к нему шли. Нашелся магнитофон. На пеньке лежал, рядом провода были и микрофоны, и телогрейка лежала разостланная.
А метрах в сорока Андрею еще удача сверкнула — след сапога на мягкой черной земле, а в нем — раздавленный окурок, самокруточный.
Вскоре Кочкин группу привел. Андрей поздоровался, доложил как положено, и уже вместе продолжили работу.
Судмедэксперт осмотрел убитого — сомнений уже не осталось. Человек был немолодой, с бородкой, за ухо очки зацепились. Но что удивительно и страшно — стекла в них целы были, только позеленели. Убит был в спину двумя выстрелами. Предварительное мнение эксперта — пуля тупая, пистолетного типа, миллиметров девять-одиннадцать.
Осмотрели место (предположительно), откуда стреляли. Но гильз, как ни искали (и приборы не помогли), не нашли — вернее всего, подобраны они были предусмотрительной рукой.
Следователя прокуратуры особенно магнитофон заинтересовал. Конечно, болото, сырость — какая тут пленка выдержит, но он на нее надеялся, может, что и скажет, да не простое, а главное. Но больше всего он на участкового надеялся. «Ратников, — назидательно сказал следователь, — ты сейчас любое слово лови и к этому делу примеряй. Глядишь, что и к месту точь-в-точь придется».
Дружинников особо предупредили, чтобы ни слова в село не принесли. Чем дольше знать не будут, тем вернее и скорее след отыщется.
Вечером Андрей в клуб пошел на товарищеский суд. Хоть и мрачно на сердце было, а надо — остальные дела бросать тоже нельзя. Все они главные. Сидел он в зале, смотрел на своих односельчан, слушал, что они говорят, а мысль одна его мучила: неужели из них кто-нибудь к этому делу причастен? И ведь скорее всего это так в той или иной мере.
26 мая, вторник
Прошло несколько нехороших дней. В Синеречье и во всех других близлежащих местах давно уже знали, что случилось на болотах, все обсудили, все предположения высказали, нагородили такого, что сами по вечерам с опаской из дома выглядывали, за каждым кустом злодеев видели.
Андрей с Бугровым уже несколько раз и в район, и в область ездили, показания давали, соображения высказывали. Следствие шло, время — тоже; силы подключились к расследованию немалые, но результатов пока особых в деле не значилось. Как выразился следователь Платонов, здесь было еще много темных мест и белых пятен.
— Привет, Ратников! Платонов говорит. Знаешь, прошли по его связям — никаких следов. Да и связи-то... Человек, как выяснилось, он был крайне необщительный, даже нелюдимый. Холост, ни друзей, ни врагов у него. В институте никто и не знал, куда именно он собирается: свои заветные места имел и держал их в тайне. То есть совершенно никаких концов. Здесь скорее всего элемент случайности был, как думаешь? Вот и я так же. Ведь явных мотивов, по существу, нет. Цель ограбления, наиболее вероятная, вообще исключается: все вещи целы, документы, деньги. На месте надо получше искать, согласен? У тебя ничего пока? Ну да, конечно... Я уж подумываю — не наш ли Агарышев-Федорин руку приложил. Что, если он все-таки в ваших краях обитает? Ты собираешься к нам? Хорошо, жду. Да, ты просил меня место жительства гражданки Елкиной Зои Николаевны установить — записывай. Это вашего Дружка, что ли, беглая супруга? Ну-ну...