— Следы сапога на болоте и там, в кустах, практически идентичны, — продолжал Платонов. — Ратников, найдешь сапоги?
— Чего проще, — усмехнулся Андрей. — Размер очень редкий — сорок третий. Таких на моем участке пар четыреста, не больше.
— Смотри-ка, он шутит. Я рад. Но продолжим. Я привез пленку из магнитофона орнитолога. Послушай, Андрей, может, узнаешь голос, хотя вряд ли, там одна фраза только разборчиво сказана.
Платонов включил магнитофон.
Зашипело, затрещало, загудело. Потом защелкало — похоже на птичий щебет. Опять шум. Тишина. Истеричный выкрик: «Бей, дурак!» Короткая — в четыре патрона — очередь, ясная, четкая. Тишина. Шум. Долгая тишина. И тот же незнакомый, брезгливый голос: «Допрыгался, зайчик!»
Все вопросительно смотрели на Андрея. Он молчал. Потом сказал:
— Голос не знаю. А фраза про зайчика... Где-то слышал.
— Как это? — привстал Платонов.
Участковый сжал ладонью лоб, сильно потер лицо...
— Ну, ну, — торопил следователь.
— А! Я сам ее сказал... На днях. В магазине. Зайченкову Егору.
И Андрей рассказал об этом случае, об автомате.
— Ищи теперь его! Ты спугнул его, он решил, что ты все знаешь. Потому и стреляли в тебя. А теперь он... — Платонов подумал. — Теперь он, самое лучшее, за полтыщи верст отсюда... Очень жаль, — добавил он таким тоном, будто уронил на мосту в воду коробку спичек.
Тут дверь приоткрылась, и Галка просунула голову.
— Чаю вам сделать? — нахально спросила она. — Или обедать будете?
Муромец сладко потянулся, Андрей нахмурился, Платонов кивнул. Галка вошла и посудой загремела.
— Хозяйка? — спросил Андрея Муромец.
— Напрашиваюсь, — ответила за него Галка, — а он все не берет. Заманил девушку, а сам в кусты.
— Зазнался ты, Андрей, — серьезно осудил Платонов. — Потому и ошибаться стал в работе.
— Кто ее заманил? — закричал Андрей. — Слушайте ее больше, она наплетет.
— А ты не оправдывайся. Признай свою вину, исправь ошибку и женись на бедной девушке.
— Ну как? — спросила Галка, расставляя посуду на столе. — Берешь замуж? Или заявление в местком писать?
Тут в окно постучали, и кто-то со двора закричал:
— Андрей Сергеич, имей в виду, я никаких покрышек не крал и в бане не прятал! Об этом я тебе под дверь официальное заявление подсунул и ответственность с себя снимаю!
— Видала? — спросил Андрей Галку. — Хорошо еще не в два часа ночи заявление принес. Поняла, что тебя ждет?
— А если я тебя люблю?
— Да ты не запугивай ее, — пригрозил Муромец. — Женись — и все.
Галка собрала чай и попрощалась.
Позже, когда все обсудили и самые неотложные меры наметили, Андрей вышел к машине товарищей проводить.
— Ты вернее всего первый на него выйдешь, — сказал Платонов, поставив ногу на подножку «рафика». — Не спеши действовать. Помни, он уже не человек, его остановить только пулей можно. Так что инициативу в разумных пределах проявляй.
— Соблюдай технику безопасности, — шутливо добавил Муромец. — Мне бы он попался!..
Андрей вернулся в дом, походил из угла в угол, прилег, почувствовав, как сильно устал. Он стал задремывать, и — странно — в голове появилась ясность, исчезло все лишнее, осталось только то, что нужно, потолкалось торопливо, как солдаты по команде «Становись!», выровнялось и замерло...
Вот какая ему представилась картина. Егора Зайченкова домой не тоска по родине позвала — припекать начало; не такой уж богатый след за ним тянулся, но года на три-четыре строгой изоляции набралось бы. С Агарышевым они, вернее всего, на вокзале столкнулись. Что их свело и как — следствие покажет, да это сейчас и неважно. Важно, что дальше они вместе двинули. Беглому Агарышеву «приют и ласка» были нужны. Егор его и приютил. Не дома, конечно. И харч ему обеспечивал, и водкой снабжал, и куревом. Почему? Да скорее всего потому, что сильно его самого на кривую дорожку тянуло, и Агарышева люто боялся — тот умел человека намертво к рукам прибрать.
Но Агарышеву не век же в норе сидеть, надо надежнее устраиваться, следы за собой убрать, исчезнуть и опасное время безбедно и без тревог переждать. Для этого деньги иметь необходимо. Большие. Враз взятые.
Чего проще? Такие деньги частенько по глухой дороге возят. Дерево поперек повали, и все — бери денежки.
Оружие? У Егора и нашлось. Он как знал, что пригодится, припрятал найденный под полом у Овечкина автомат.
Машина? Тут еще не все ясно. Ну да ничего — скоро и в этом разберемся.
Дальше не так гладко пошло, сорвалось. Как это было? Наверное, так...
Заросший овраг. Птичьи голоса. Шум ветра в верхушках деревьев. Где-то высоко — солнце. На траве шевелятся тени от листьев. В кустах лежит на животе пожилой человек в детской курточке с зайчиком на спине, возится с приборами, поправляет очки.
Вдали, где шоссе, слышится шум приближающейся машины. Человек недовольно морщится, и вдруг совсем рядом громко стучит топор и падает с треском и шелестом большое дерево. И голоса:
— Ты с «керосинкой» — на дорогу, к машине. Как остановится, подходи и бей внутрь. Чтоб никаких следов и свидетелей. Ты с другой стороны за мешки берись. Пошли!
Он видит три неясные фигуры, черный автомат в руке одной из них, все понимает, и его охватывает нестерпимый ужас, как в кошмарном сне, когда остается одно желание — проснуться, пока не разорвалось от страха сердце. Он кричит, вскакивает, бежит в лес. И слышит: «Бей, дурак!» И чувствует — сильно ударило в спину, немыслимой, мгновенной болью что-то горячее вырывается из груди. Видит, как быстро растет под ногами черный муравей, становится громадным и закрывает собой весь белый свет...
— В болото его! — командует Агарышев.
Он не собирается оставлять задуманное незавершенным. Ему нужны деньги. Чтобы жить. «С деньгами все можно, даже то, что нельзя». Не вышло — ладно, в следующий раз получится. Этого дурака — Зайчика — не скоро хватятся. Может, оно и к лучшему, что так получилось — через две недели еще больше денег повезут.
Дерево, после того, как участковый его обнюхал, потихоньку убрали. Стали ждать. Затаились. Зайченков исправно харчи и водку поставлял, хотя уже мыслишка дать деру подальше появилась и крепла изо дня в день.
Вот тут и убитый всплыл. Ждать больше Егору мочи не было, пятки чесались. Совсем он надломился, а когда участковый слово в слово ту фразу сказал, что до сих пор его ночами мучила, сорвался Егор. К Агарышеву кинулся. Куда же еще?
Агарышев его двумя пощечинами в чувство привел и автомат дал.
Пошел Егор...
А когда вернулся, сказал, что все — хлопнул участкового, что стрелял в ответ и догонял его другой, тот, кто у Ратникова ночевал. Агарышев Егора обратно в село погнал — глаза помозолить, понюхать, чем пахнет. Зайченков автомат отдал и, не будь дурак, домой уже не показывался. Спрятался где-то.
Андрей очнулся, встал. Выпил стакан крепкого холодного чая. Завтра понедельник, завтра повезут в село зарплату и премию за посевную. Бросится ли Агарышев на машину, так ли уйдет, кто знает? Одно ясно — здесь он еще, где-то рядом, озверевший, загнанный, с оружием...
Кто-то барабанит в дверь. Участковый хватается за пистолет и впервые в жизни, прежде чем откинуть крючок, спрашивает: «Кто?»
— Я!
Андрей распахивает дверь.
На пороге стоит Галка, босая, под мышкой — подушка, в руке — чемодан.
— Ты что?
— Знаешь, Андрей, в тебя уже из пулеметов садят — пропадешь ты без меня. Я к тебе совсем. Мне уже восемнадцать сегодня исполнилось. Полчаса назад. Не веришь, у мамы спроси.
— А босиком почему?
— На всякий случай. Чтоб пожалел и сразу не выгнал.
— Тебя выгонишь, как же!
— Нынче я до своей избушки, что на болоте, опять не дошел, — сказал Леший — Бугров. — Больно тропка туда заметная стала. За последние дни не раз по ей в обе стороны протопали. Я и остерегся, издалека посмотрел. Не сказать, чтоб чего заметил, но прячется в сторожке какая-то чужая личность. Я без тебя трогать не решился. По всему — твоя это забота. Тот человек. Пойдем, что ли?