Много передумал Сергей на своем долгом пути к бухте. И словно прозрел. Он вдруг понял нечто такое, чего ни Сосват, ни многие другие не могли бы понять.
Пожив какое-то время в стойбище, среди этого темного люда, весь смысл жизни которого сводится к борьбе за существование, и борьбе трагичной, порой безуспешной, пообщавшись с ними, Сергей почувствовал, как страдают эти люди. «Хлеб насущный даждь нам днесь…» — учили окрестившие их священники-миссионеры. Но от молитв пропитания не прибавлялось. Манна небесная, наверное, была израсходована ещё в библейские времена…
А ведь смысл любой власти в том, чтобы дать людям возможность прокормиться. Советская власть в этом смысле пока не дала ничего. Более того, он, Воркунов, готов был стоять на своём: он теперь лучше Сосвата знает, что нужно людям. Для Сосвата главным было будущее. Сегодняшняя жизнь с её заботами и тяготами в расчет не бралась. Но теперь Сергей понял, что путь к вечно белым сияющим вершинам идет по сегодняшней дороге. И не пройдя её, не приблизишься к горным снегам.
Так Сергей Воркунов, комвзвода и красный уполномоченный, шел на север. Впервые в жизни он философствовал и, размышляя, приходил к удивительным выводам. Прежде ему не приходилось самому докапываться до истины. Он, не давая себе труда усомниться в чем-либо, брал на веру добытое другими.
Сейчас вся жизнь комвзвода Сергея Воркунова сосредоточилась в одном: идти, идти вперед. Ложиться, подниматься и вновь идти.
И отпали сомнения. Что толку терзать себя, тоскуя о несбывшемся? Всё в жизни для него упростилось. Он понял, что всё прежнее было словно подготовкой к тому, что теперь выпало на его долю. Вот и гадай, судьба или стечение обстоятельств привели его из глубины России на северо-восток, на Камчатский полуостров, на самый краешек русской земли…
Он старался не думать, дойдет или не дойдет до бухты. Суть в том, чтобы идти. Иначе как же он объяснит товарищам, если — чего ни случается, — им ещё доведется свидеться, как же он тогда объяснит своё существование после того, что с ним произошло.
Да, его обманули. Но он идёт. И будет идти, пока не упадет. И у него своя задача, которую, пока он будет жив, он будет выполнять.
Пусть его товарищи даже не узнают, что он шел. А он всё-таки шел. Вопреки всему шел…
Вставало и садилось солнце. Высыпали на небе звезды и таяли на рассвете. Набирал силы молоденький месяц. Тянулись узенькие, как лезвия, следы каравана. А красный уполномоченный, сам удивляясь, что ещё на ногах, шел.
И судьба вознаградила его.
В один из дней, перед полуднем, следы каравана вдруг взяли резко вправо, к берегу. Сергей ускорил шаг, насколько это было возможно в его положении.
Он подошел к обрыву. Там, внизу, на литорали, каравана не было. Берег высокой и неприступной стеной тянулся над морем. Где-то впереди лежала Моржовая.
Чернело море. Оно было пустынным, ни дымка над ним по всему окоему. Неужели шхуна не пришла? Но Сергей чувствовал, она где-то здесь, неподалеку…
Хватаясь за камни, пятясь, как рак, он неуклюже спускался на берег. Из-под ног вырывались камни. Они увлекали за собой другие. И туда, на берег, струился, грохоча, камнепад.
Спустился. Сел отдышаться, вытирая испарину со лба. Он и налегке едва сошел. А как же те, с поклажей, с собаками?..
Но, коли спустились, значит, бухта близка…
Он понял, что подошел к самому главному в своей жизни…Плотный, убитый приливами до каменистости песок литорали почти не оставлял следов. Но Сергею уже не было нужды видеть, где чертили нарты свой путь. Другой дороги не было. И ему по литорали идти было значительно легче. Возле скал то и дело встречались каменные осыпи, ранившие ноги. По острым камням — как по стеклу. А обутки у него окончательно развалились.
За очередным поворотом берега, лукой вдававшимся в море, Воркунов услыхал, как горлопанили чайки. Так блажат они, когда дерутся из-за добычи.
Может, шваркнул кок за борт объедки — и чайки тут как тут, слетелись, и пошла потеха…
Так значит — шхуна?..
Ещё не видя её, Воркунов уже понял, что она здесь.
И вот прямо перед собой, сразу за поворотом, у самой кромки припая, в каких-нибудь двухстах метрах он увидел прокопченную, обшарпанную посудину ловцов удачи.
Он обессиленно опустился на валун. Он дошел и успел.
Зверски хотелось курить. Воркунов в который раз принялся обследовать карманы гимнастерки, штанов. Он все-таки наскреб на малюсенькую цигарку какой-то желтоватой пыли. Дрожащими руками долго высекал искру, раздувал трут. Наконец с блаженством затянулся, бросая искоса взгляды на шхуну, точно боялся, что она исчезнет.