Тернбул наконец сумел рассмеяться.
— Замечтались, вот и все... — сказал он. — Приняли за нее другую девушку.
— Принял за нее другую... — начал Макиэн, и голос его пресекся.
Наступило молчание, тяжкое — для скептика, пустое и безнадежное — для рыцаря веры. Наконец Эван сказал:
— Что ж, если я сошел с ума, слава Богу, что я помешался на этом.
Тернбул что-то неловко пробормотал и закурил, чтобы собраться с мыслями, но тут же чуть не подпрыгнул.
На фоне бледно-лимонного неба появилась темная хрупкая фигурка, и он узнал соколиный профиль и гордую посадку головы. Медленно поднявшись, он произнес как можно беспечней:
— Да, Макиэн, ничего не скажешь, похожа.
— Что? — закричал Эван. — Вы тоже ее видите? — И звезда загорелась в его глазах.
Сдвинув брови, Тернбул быстро пошел по траве. Макиэн сидел недвижно и видел то, чего видеть нельзя, — он видел, как человек из плоти и крови подходит к призраку, как они здороваются и даже как они подают друг другу руки.
Больше выдержать он не мог, кинулся к ним и увидел снова, как с Тернбулом по-светски приветливо беседует та, чье лицо в его снах почти ускользало от него или вставало перед ним с немыслимой наяву четкостью. Героиня его снов вежливо и мило протянула ему руку. Когда он тронул ее, он понял, что совершенно здоров, даже если весь мир сошел с ума.
Она была изысканно хороша и держалась с полной непринужденностью. Женщины, как это ни чудовищно, не выказывают чувств на людях; но Макиэн их выказал. Он по сей день не знает, что он спросил, но помнит очень точно, какое было у нее лицо, когда он спрашивал.
— Как, разве вы не слышали? — улыбаясь, ответила она. — Я — сумасшедшая.
Потом помолчала и прибавила не без гордости:
— У меня и справка есть.
Она по-прежнему держалась стоически, как светская дама, а Макиэн по-прежнему едва пролепетал:
— За что они вас сюда посадили?
Она засмеялась неизвестно чему, как смеются женщины, и спросила в свой черед:
— А вас?
Тернбул стоял в стороне и смотрел на рододендрон, быть может, потому, что Эван успешно воззвал к небесам, быть может — потому, что сам он хорошо знал здешнюю, земную жизнь. Но хотя они были теперь одни, как Адам и Ева, она говорила все тем же легким тоном.
— Меня здесь держат за то, — ответил Эван, — что я пытался сдержать обещание, которое дал вам.
— Ну, вот, — сказала она и беззаботно кивнула. — А меня за то, что вы его дали мне.
Макиэн посмотрел на нее, потом — на траву, потом — на небо и снова — на нее.
— Не смейтесь надо мной, — сказал он. — Неужели вы здесь потому, что помогли нам?
— Да, — отвечала она, по-прежнему улыбаясь, но голос изменил ей.
Эван закрыл лицо большой рукой и заплакал.
Даже апостолу науки надоест глядеть сорок пять минут на один и тот же куст, и потому Тернбул был рад, когда течение событий заставило его перейти к изучению штокроз, которые росли футов на пятьдесят дальше. Однако и там оказались двое его знакомых, настолько захваченные беседой, что черноволосая голова почти прикасалась к каштановой. Оставив штокрозы, Тернбул перепрыгнул через клумбу и пошел к дому. Двое медленно шли по тропинке, и только Бог знает, о чем они говорили (ибо ни он, ни она так и смогли это вспомнить); но если бы и я знал случайно, я бы не сказал вам. Когда они остановились, она с прежней светскостью протянула руку, но рука эта дрожала.
— Если всегда будет, как сейчас, — неловко проговорил Эван, — неважно, выпустят ли нас отсюда.
— Вы пытались умереть из-за меня четыре раза, — сказала она. — Меня заперли из-за вас в сумасшедшем доме. Мне кажется, после этого...
— Да, — тихо сказал Эван, не поднимая глаз, — после этого мы отданы друг другу. Мы... мы как бы проданы друг другу навеки. — И он поднял глаза. — Скажите, как вас зовут?
— Меня зовут Беатрис Дрейк, — серьезно отвечала она. — Можете все про меня прочитать вот тут, в справке.
Глава XIX
ПОСЛЕДНИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
Тернбул шел к дому, тщетно пытаясь понять, почему здесь оказались два столь разных человека, как судья и девушка. Вдруг из-за лавровых кустов выскочил еще один человек и чуть не кинулся ему на шею.
— Неужели не узнаете? — почти прорыдал он. — Забыли меня? А что с моей яхтой?
— Пожалуйста, не обнимайте меня, — сказал Тернбул. — Вы что, с ума сошли?
Человек опустился на дорожку и захохотал.
— Именно что нет! — вскричал он. — Торчу тут, а с ума не сошел! — И он снова залился невинным смехом.