Нет, конечно, сидеть так — китайская пытка. Я срываюсь с места и оказываюсь перед тещей и стонущей во всхлипах женой.
— Я же в знак приветствия! — говорю я. — Подумаешь!
— Ты знаешь... гвоздей в гитару не забивай! Ты с ней из магазина выходил, в знак приветствия! — доносится злобно сквозь злые слезы, а теща начинает орать так, что я невольно ретируюсь в свои апартаменты. К Козлу, что ли, податься? Ну это вообще будет конец света... Терпи, брат. Замри, как клоп, и терпи. А может, и пусть он будет, этот конец света? Нет... А почему нет? Тьфу, не мужик я, а... Чего бояться? Почему в своей жизни я не совершил ни одного п о с т у п к а как такового? Почему всегда по течению, почему?!
Ладонью упершись в лоб, вспоминаю самое отрадное из всего прожитого: я, холостой, убываю с делегацией журналистов в Берлин, где прохлаждаюсь две недельки, приятно развлекаясь, познавая мир и радуясь пестроте бытия человеческого. Были же деньки! Что бы только не отдал за подобное в настоящий момент! Вот стану, может, знаменитым поэтом, тогда и поезжу... У знаменитых на сей счет без проблем. И с женами, и с квартирами меньше затруднений. А жизнь вечный праздник.
— Пап...
Вижу перед собой сына Коленьку. Уже вечер. Жена поехала плакаться к подруге, тем более еще вчера к ней собиралась. Тесть болтается на работе, он обычно до полуночи там торчит — то ли в работу влюбленный, то ли теща заела, жена то есть...
— Пап, — говорит Коленька с сочувствием. — Достань книжку. Где сказки. Она высоко, я не умею...
Книжка в полках, а полка в комнате, где теща.
— Там... бабушка, — говорю я. — Она спит, уже храпит, я слышал, — уверенно отвечает он.
Меня захлестывает нежность. Я прижимаю мальчика к груди, дышу запахом его волос — прекрасным, детским, пшеничным, родным, и мы сидим так долго-долго. И чем дольше, тем более я не понимаю, как найду в себе решимость расстаться с ним, да и с этой семьей, ломом... А что, если все остальное — неправда, вздор? Что, если вина во мне, и надо что-то изжить в существе своем, и тогда мир станет другим и все, что плохо сейчас, что мучает, будет...
Ложь. Ничего не будет. Просто я слабак. И часто из-за того, что слабак, — трус и подлец.
Марина Осипова
Четыре часа утра. За окнами — промозглое ненастье мартовской ночи, бухает ветер в отекшие льдом стекла, а в запотевшей черноте их зеркал, искрящейся городскими огнями, — блеклое отражение квартиры и суеты наших сборов: муж на два месяца уезжает на съемки за границу. Повезло.
Зов сигнала такси, затягиваем ремнями пузо чемодана, обмениваемся рассеянными поцелуями, и вот уже хлопает внизу дверь лифта, стихает вдали гуд мотора... Одна. Брожу по комнатам. Потом усаживаюсь в кресло и засыпаю до первого телефонного звонка. Снимаю трубку. Сначала там чихают, а затем сдавленным голосом просят меня.
— Я, — говорю я.
Оказывается, корреспондент. Хочет взять интервью. Газета та, где работает Володя... Интервью эти бывали уже неоднократно, глупейшее занятие для обеих сторон, но не уважить журналиста не могу: очень уж распинается, да и есть время, дабы потратить его на рекламу.
Дома жуткий развал, и ликвидировать его ради корреспондента как-то не жаждется. Договариваемся о встрече возле метро за полтора часа до начала спектакля. Полчаса, чтобы до театра дойти, и час для неторопливой беседы за кулисами. Кажется, вполне достаточно.
Опускаю трубку, и тут же — второй звонок. Володя. Вся поджимаюсь. И такая тоска наваливается.. Столько в этом человеке силы, что возникает унизительное ощущение, будто ты — марионетка. Говорит, надо встретиться, и, не успеваю я собраться с мыслями для тактичного отказа, заявляет: жду после спектакля у служебного входа-выхода. Отбой.
Озноб пробирает — слишком далеко все зашло, и, если по слабости моей зайдет еще дальше, — погибну. Нутром чувствую: намерения у него серьезные до опасного, но поддаться его воле — дать столкнуть себя в пропасть. Два бракосочетания были, достаточно. А появления любовника у жены муж мой не заслуживает. А поэтому... с Володей этим увидеться надо, и надо сказать, чтобы впредь на мой счет не обольщался. Вот так. И пора обзаводиться детьми — подобные ситуации исчерпаются немедленно. Где только взять время на детей? Да, времени на них нет. Но потом время уйдет... Смотри!
Вновь гуляю по квартире, слушаю магнитофон, кручусь у зеркала — благо сегодня нет репетиции. День таким образом проходит. Вхолостую. Ну ничего. Как оправдание дневного безделья — плотная программа вечера. Два свидания и спектакль.