Изместьев был настолько измотан допросом, что даже не защищался нелепо выставил руки и отклонился, оберегая лицо.
— Никитич, — попросил он.
Иван нехотя приподнялся, обхватил разъяренную женщину сзади и стиснул.
— Придется обеспечить безопасность, — сказал Изместьев. — И тишину.
— Попробуем.
Тужилина ругательски ругалась и сопротивлялась отчаянно.
— Бабуня дорогая, — оторвав от пола, Иван покружил ее, как малого ребенка. — Смирно. Не бузи.
Она рычала, сучила ногами, пыталась его укусить.
— Я кому сказал?
Севка выхватил из запечья веревку, и вдвоем они вынесли ее на веранду.
Вскоре крики там прекратились.
11— Ничего страшного, Павел Никодимыч. Не волнуйтесь, — успокаивал Хопрова Изместьев, платком вытирая шею, лоб, потные ладони. — Скандал нам сейчас ни к чему. Вероятно, беседа наша не для женских ушей. Вы согласны?.. Пусть Евдокия Николаевна займется хозяйством.
Вернулись ребята. Иван был туча тучей.
— Завязываем, что ли?
— Никитич! Держите себя в руках.
— С тех пор как с вами связался, я только этим и занимаюсь.
— Потерпите, осталось немного. Еще один акт.
— Ладно, Иван, — сказал Севка. — Первый тайм мы уже отыграли.
Иван раздраженно уселся на табурет.
— Ну? Врубать?
— Павел Никодимыч, Вы отдохнули?.. Продолжим?.. Итак: «озеро».
Хопров смотрел на Изместьева пугливо и недоверчиво. — Внимательнее. Прошу вас, Павел Никодимыч. «Озеро»... Так. Хорошо. Спокойнее... «Изгиб»?.. Нет?.. Вот оно что. Записываем, «гибель, гибнет». Слышите, товарищи? Озеро гибнет... Прекрасно. Поедем дальше. «Небо»... Что?.. «Мало»? Как это — мало?.. А впрочем... Запишите: неба — мало... Так. Теперь — «ложь»... Прекрасно... «Противно». Запомним. Вам противна всякая ложь... «Боль»... Так. Пишите: «ерунда»... Замечательно, Павел Никодимыч, очень хорошо, — и снова возвысил голос: — «Молодежь»!
— Нажим.
— Правильно, так и должно быть... Не торопитесь...
«Надо»?.. Что-что?.. «Надо есть»?.. «Хуже горя»?.. Не понимаю, какое-то длинное слово... А, вот оно что. Запишите: «надоела хуже горькой редьки». Про вас, между прочим... Хорошо, Павел Никодимыч. Спокойно. Мы движемся к финишу. Еще немного... «Собака»!
— Дрожит.
— Вижу... «Да». Запишите: «да»... «Сторож»!
— Нажим. Сильный нажим.
— «Низость»!
— Нажим.
— Он отвечает: «да». Все время одно и то же: «да, да»... «Плач»! Плач взрослого человека. «Плач»!
— Дрожит. Сильно. Нажим.
— Он вспомнил. Видите? — воскликнул Изместьев. — Он все вспомнил! Мы были правы! Вспомнил! — Лицо его победно высветилось. — Запишите: «лай». «Плач — лай»... Ах, какой же вы молодчина, Павел Никодимыч... «Издевательство»!
— Сильное дрожание. Очень сильное.
— «Атака»!
Хопрова качнуло в сторону. Он крупно задрожал.
— Нажим! Сильный нажим!
— «Удар»!
— Он просто каменный!
— «Я». Запишите: «я, я».
В глазах Хопрова мелькнул безумный злой сверк.
С неожиданной силой он выдернул у Ивана руку и, хрипя, попробовал приподняться.
— Хана, — вскочил Иван. — Не могу больше! Пошли вы...
— Достаточно, все, — торопливо заговорил Изместьев. — Все. Это все. Успокойтесь. Извините нас, Павел Никодимыч. Успокойтесь. Прилягте, пожалуйста, — он обнял Хопрова за плечи. — Вы даже не представляете, как нам помогли. Все. Больше не будем. Спасибо вам. Большое спасибо. Ложитесь, отдыхайте. Сейчас придет Евдокия Николаевна...
— Сваливаем?
— Минутку. Там пленка осталась?
— Навалом.
— Запишем сюда же. Недостающее, — сказал Изместьев. — Чтобы ни у вас, мои дорогие, ни у Кручинина — никаких сомнений. Последний штрих.
12— Мужик! Эй! Обожди!
— Не слышишь, что ли? — Притула грубо развернул меня за плечо. — Охамел тут совсем?
— В чем дело? Что вы хотите?
— В лоб тебе закатать. Желаешь? Могу.
Залаяла Цыпа. Некстати весьма.
— Свянь, — сказал Агафонов. И мне: — Извини, батя. Нормально. Ты кто? Не сторож случайно?
— Что вы хотите?
— «Жигулевича» не видал? Белый такой, грязью заляпанный. Не видал?
— Здесь? На пруду?
— Сам из деревни?.. Ладно, неважно. Вон наше Привольное. Вторая хата с краю. Там «Жигулевич» стоял. Два дня.
— А сейчас тю-тю, — разъяснил Притула.
— У вас украли машину?
— Допер.
— Сочувствую.
— Ты же ходишь здесь. Не видел, когда уехала?
— А сами вы? Ничего не слышали?
— Спали мы, батя. Черт.
— По ночам, молодые люди, я тоже сплю. Утром делал обход. Тем не менее при всем желании я не мог видеть, кто и когда уезжает из вашей деревни. Не мой объект. Да и видел бы, не отложил в памяти. Ни к чему.