— Документы умершего у меня в кабинете, — тихо говорит доктор, и мы уходим из палаты.
В носовой платочек с синей каймой завернуто все то, что осталось от комиссара. Партбилет, удостоверение личности, справки военных госпиталей о лечении. Обыкновенные документы. У тысяч комиссаров Красной Армии хранятся в нагрудных карманах гимнастерок такие же.
А записная книжка особенная: очень уж старая, потертая; чтоб не рассыпались листки, перехвачена резинкой. На обложке с трудом можно прочесть: «Товарищъ на 1917 годъ». Как попала эта гимназическая памятка к солдату? Может, купил в последнюю минуту перед отправкой в царскую мясорубку, на Западный фронт, а может, случайно подобрал у разбитого магазина в первые дни революции? Короткие записки начинаются с марта 1917 года. Но это не дневник. Вначале идут подсчеты оружия и продовольствия, списки красногвардейского отряда. Вот основные положения первых декретов Советской власти: некоторые буквы расплылись — запись шла на улице, под дождем.
— Ты потом просмотришь всю книжку, — замечает Куликов, — а сейчас ищи последние страницы.
По торопливым заметкам комиссара можно вспомнить всю историю недавних лет. Он всегда был там, где трудно приходилось стране. 1918 год, осень, Астрахань, госпиталь. Шуточный куплет об украинских националистах того времени: «Ще не вмерла Украина от Одессы до Берлина!» 1919 год — Петроград: рисунок захваченного английского танка. 1920 год — Минск, Западный фронт. Последние бои под Койданово. Ранение, эвакуация в Сибирь. Ага! Вот наконец-то Надеждинск, карбат. Середина 1921 года…
Встав к окну, читаю короткие записи последних месяцев. Идут планы бесед и лекций; календарь работ; большая выдержка из статьи В. И. Ленина «О значении золота теперь и после полной победы социализма»:
«Это кажется странным. Коммунизм и торговля?!… Когда мы победим в мировом масштабе, мы, думается мне, сделаем из золота общественные отхожие места на улицах нескольких самых больших городов мира… Пока же: беречь надо в РСФСР золото, продавать его подороже, покупать на него товары подешевле…»
Куликов и доктор о чем-то разговаривают, в кабинет заходит санитарка и отвечает на вопросы. Я ничего не слышу. Вот знакомые фамилии. Краткие характеристики комбата Вязя, начштаба Войцеховского, председателя исполкома Енисейского. Мне сейчас некогда все это читать. А почерк у комиссара становится все четче, записи лаконичней. Много работал над собой коммунист.
Последние странички книжки. Четкая запись:
«Дело Барышева. Командир взвода, недавно принят в РКП(б). По документам — из батраков. Местный, село Ладонки. «Адъютантик» Войцеховского. Подозрительные связи. «Кронштадтские» настроения. Проверить».
Внизу приписка, сделанная наспех тупым карандашом:
«Был в Ладонках, на родине Барышева. Отец его — кулак: 2 батрака, 4 лошади, 6 коров, 2 заимки в тайге, скрытые от налога. Поставить вопрос о партийности».
Все. Больше ничего не успел записать комиссар. Смерть не разбирается, закончил свои дела человек или нет.
— Копии рапорта в книжке нет? — спрашивает Куликов. — Хотя комиссар писал свой рапорт уже здесь, в больнице, без черновика. Придется поискать подлинник. Письмо было вручено твоему знакомому — «ястребу», заведующему почтой.
— За этим столиком писал комиссар свой последний рапорт, — добавляет доктор. — Пришел он в больницу с высокой температурой и коня хромого в поводу привел. Двадцать километров пешком в мороз шел. В Ладонках ранили коня. Я комиссара на койку отправляю, а он бумагу просит. Дал ему чистые бланки «истории болезни». Ушел комиссар в палату с конвертом в руках и вскоре вручил свое письмо начальнику почты. Тот ведь к нам каждый день за корреспонденцией заходит.
Ясно. Письмо в штабарм не дошло. Был там перед нашим отъездом Куликов. Застрял рапорт в Надеждинске. Ну, «ястреб», продолжим с тобой разговор о чужих письмах! Но ведь один ответ будет у него: «отправил». Попробуй докажи, что рапорт не попал в почтовый мешок!
— Скажите, доктор, — спрашивает Куликов, — вы видели труп Яковлева?
— Нет, — покачал головой старик. — Его не привезли в наш морг. На осмотр был вызван почему-то доктор Никитин, венеролог по специальности. В медицинском акте закручено что-либо невразумительное? Не удивляюсь.
— Нам надо выяснить, из какого пистолета застрелился Яковлев, — произносит Куликов. — Вы должны помочь нам, доктор.
— Вы хотите провести эксгумацию? — спокойно спрашивает старик и начинает сворачивать большую цигарку.