К столу подсаживается Кравцов. Губком и штабарм уже информированы. Вызов Енисейского в губисполком организован: пусть этот «деятель» отсутствует в решающие дни. Формируется в губернии отряд для помощи Надеждинску, но ждать его прибытия нельзя. Надо начать в эту же ночь. Удары по явкам, ликвидация «почтовых ящиков», захват «языков». Это будет разведка подступов к бандитским логовам. Наше следствие по делу Яковлева будет прикрытием операции. О следствии знают Войцеховский и Енисейский, узнал, наверное, и Мещерский. Пусть думают, что все мероприятия связаны только с делом Яковлева, а о белом подполье никому и ничего не известно.
На дворе стало шумно. Подхожу к окну. Концерт закончился. Уходят домой зрители. Бедная Ниночка! Придется ей одной бежать по темным улицам.
У ворот «Красного дома» выстраиваются заключенные во главе с генералом Ивановым. Этот «замечательный баритон» теперь не скоро выйдет на сцену.
Куликов и Мироныч склонились над тетрадкой, обсуждая детали операции. Неспокойная ночь у нас сегодня.
Внезапно пыльная электрическая лампочка над столом начинает светиться, медленно разгораясь желтоватым светом. Далеко за городом на электростанции включили рубильник. Свет сейчас вспыхивает в мастерской Яворского, в городской больнице, на улице, по которой идет Нина. Ток пойдет к вокзалу, на предприятия, двинет драги золотых приисков.
Умолкли Куликов и Мироныч, улыбаясь, смотрят на электрическую лампочку. А Кравцов спит, вытянув ноги в старых кирзовых сапогах. Он сделал все, что мог, и устал, очень устал. Любоваться делом рук своих ему, как всегда, времени нет. Это ведь самая беспокойная на земле профессия — партийный работник, кадровый большевик. Не надо будить секретаря, не надо!
Лампочка горит ярко. Городская станция работает на полную мощь.
16. ЗОЛОТО
— Здравствуйте, Андрей Капитонович! Простите, что мы беспокоим вас ночью, но такая у нас работа — время не нормировано. Ваш арест последует в зависимости от результатов обыска. Понятых вы должны знать — это ваши соседи. Остальные товарищи пришли со мной. Разрешите войти?
Старик стоит на пороге, шевелит губами, но слов произнести не может: растерялся. А ведь он так долго не открывал нам, что мог бы прочесть все подобающие молитвы и успокоиться.
Собственный дом начальника надеждинской почты с виду неказист, да и все хозяйство обветшало. Забор покосился, крыша сарая обвалилась, куча мусора насыпана у крыльца. Стар дом, но глухие ставни на окнах, дубовая дверь, железные засовы — толщиной в руку. Не дом, а крепость. Мы четверть часа стучались, убедились в прочности дверей и ставень.
Наконец «ястреб» отступает в сторону, и мы входим в широкие сени.
В эту ночь мы наносим удар по явкам бандитов. Чека установила, что у беляков три «почтовых ящика». Мироныч отправился в село Ладонки «для задержания дезертира Войцеховского», хотя известно, что гусар в селе не живет, а скрывается в тайге. Надо изолировать дом кулака Барышева: отсюда доставляют продукты бандитам, здесь первая белая явка. Куликов нанесет визит Зиночке Грониной. Подозрительно часто на квартиру к ней являются всяческие «родственники». Куликов будет искать «письма Яковлева», а найдет наверняка оружие и следы второго «почтового ящика». Затем Куликов вместе с коммунистами карбата извлечет из могилы труп Яковлева и доставит в больницу для эксгумации.
А я пришел в «гости» к старому почтмейстеру. Известно, что в далеком прошлом у него была подозрительная связь с уголовниками. Несколько месяцев назад неподалеку от дома старика был убит в перестрелке с чекистами неизвестный человек. Документов при нем не было, но по одежде можно было заключить, что это бывший офицер. Дом почтмейстера был взят под наблюдение, и оказалось, что старик часто покупает на базаре сало, сахар, муку. А живет в доме один и, кроме зарплаты, доходов не имеет. Кому он передает продукты, осталось неизвестным, на почту многие заходят. Может быть, он снабжает белое подполье? Во всяком случае, поводов для знакомства с ним достаточно и у Чека и у трибунала.
Вслед за хозяином идем по узкому коридору. Скрипят половицы. Ступать надо осторожно — у стен громоздятся сундуки, старые стулья, какие-то ящики. В коридор выходят три двери. Свечу фонарем и вижу, что две двери загорожены всяким хламом — в эти двери давно никто не входил. Третья дверь ведет в единственную жилую комнату.