Поздним вечером отряд покинул казарму. Во дворах городка за каменными оградами цвели сады. Из раскрытых окон доносилось треньканье гитар. На узкой улице, пропуская колонну, парочки прижимались к шершавым стенам. Нелегко уходить навстречу опасностям в такую ночь, когда трудно поверить, что идет война.
За несколько минут до того, как черные лодки с группой прикрытия сползли острыми носами в реку, в нескольких километрах правее ударила через Тахо республиканская артиллерия, зачастили пулеметы. Там, над излучиной, повисли осветительные ракеты, запульсировал вспышками огня вражеский берег.
Гонсалес и его ребята должны уже достигнуть переднего края. Лаптев выждал несколько минут и приказал:
— Вперед!
И лодки его группы дружно, как на гонках, бесшумно и стремительно рванулись вперед. Они приблизились к правому берегу, когда бойцы Гонсалеса уже завязали шумный бой, отвлекая противника. Диверсанты незамеченными проскользнули левее, к рукаву реки, куда выходила одна из труб заводского коллектора. Сгибаясь под тяжестью увесистых рюкзаков, бойцы гуськом побежали в темноту, за капитаном.
Сзади то ослабевая, то разгораясь с новой силой, шла перестрелка. Через несколько минут, в условленный момент, часть группы Виктора должна отступить. Франкисты посчитают, что попытка форсирования Тахо небольшим отрядом отбита, и успокоятся. Но уйдут на левый берег не все — воспользовавшись темнотой, комиссар и большая часть бойцов оторвутся от соприкосновения с противником и займут оборону недалеко от того места, где причалили лодки с группой Лаптева. И оставят они свой рубеж последними.
Впереди, в гуще прибрежных кустов, мигнул огонек. Он вспыхнул еще дважды.
Позади теперь щелкали лишь одиночные выстрелы.
Хрустнули ветви. Послышался приглушенный голос:
— ¡Aquí camarados! ¡La entrada está por aquí![13]
За кустами темнела жерловина трубы диаметром метра в полтора. Навстречу диверсантам подошли еще двое. Серб Божидар, вместо Хозефы бывший за переводчика, переговорил с ними, объяснил Артуро: товарищи — из заводской подпольной коммунистической ячейки. Они проверили трубопровод, сами прошли по нему, сняли заградительные решетки. Товарищи предупреждают: надо быть очень осторожными — воздух отравлен испарениями, жидкость может вызвать ожоги. Труба выведет бойцов прямо на территорию завода. Люки будут открыты.
Лаптев посмотрел на часы. Время приближалось к полуночи. Он приказал надеть противогазы и пристегнуть к поясам голенища высоких рыбацких сапог. Махнул рукой: «Двинули!»
Первым исчез в отверстии трубы рабочий. Бойцы, вступая под свод, пригибались, но тяжелые рюкзаки все равно шаркали по железу. В темноте, да еще за глазастой маской противогаза трудно было различить, кто проходил мимо. Лаптев догадывался: «Рафаэль... Хулиан... Луис... Феликс Обрагон...» Вот и студент Лусьяно в острой, надетой поверх противогаза кокетливой своей шапочке с патроном вместо звезды.
Сам Лаптев пошел замыкающим. Жижа была почти по колено. Густая, маслянистая, она струилась навстречу, пружинисто сдерживая каждый шаг. Дно от осадков было вязкое, податливое, скользкое. Огонек фонаря поблескивал далеко впереди. Хотя активированный уголь добросовестно очищал воздух от ядовитых примесей, все же обоняние улавливало резкий смрадный запах. И боль в голове, уже затухающая, ставшая привычной, снова обострилась. Каждый шаг отдавался в висках, будто раскачивался в мозгу тяжелый раскаленный маятник.
Артуро поднес циферблат к глазам. Светящееся острие секундной стрелки быстро бежало по кругу. Передвинулась к единице часовая стрелка. Он забеспокоился: им еще километра два пробираться по трубе, потом неизвестно как проникнуть в подземный склад, заложить взрывчатку да выбраться подобру-поздорову назад. Но бойцов не поторопишь: они пробираются чуть ли не на четвереньках. «Раз-два... Раз-два...» Кляцк-кляцк, кляцк-кляцк — плещется под ногами жижа. Андрей считает шаги. Сбивается. Начинает считать снова: «Тысяча один... Тысяча два...» Уже скоро должен кончиться этот проклятый путь. Говорят: «Прошел сквозь огонь, воду и медные трубы». Что значит: медные трубы? Оркестры? Слава? Или вот так — с свинцовой тяжестью, разламывающей поясницу, с гудом в голове, с нестерпимой жаждой вдохнуть воздух всей грудью?..»
Артуро ударился лбом об угол ящика, который нес за спиной в рюкзаке идущий впереди боец.