Капитан вел судно не напрямик, а вдоль африканского побережья. Команда каждую минуту ждала появления вражеских кораблей. Но горизонт был чист, и лишь изредка проплывали встречным курсом «торгаши» или «пассажиры». Этот район Средиземного моря пересекало множество незримых шоссе — и кому было удивляться еще одной посудине, не спеша вспарывавшей форштевнем синюю волну?
Остались по северу Балеарские острова, по югу — город Алжир. У мыса Карамис, когда вышли на траверз порта Картахена, капитан резко, на девяносто градусов, повернул пароход. Теперь предстояло одолеть самый опасный участок. Из Москвы получили шифрованную радиограмму: на полпути к базе их встретят корабли военного флота республики. Сообщили пароль и отзыв для обмена при встрече.
Начало быстро темнеть. Лаптев приказал не зажигать огни. Машины работали на максимальных оборотах. Никто не спал: вглядывались в ночь. Шли часы. Приближался берег Испании. Республиканских кораблей не было. Андрей стоял в рубке рядом с капитаном. Небо уже начинало светлеть. Подрагивала палуба. От мерного покачивания клонило в сон. «Что ж, начало — счастливое, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!»
Капитан дотронулся до его плеча. Лаптев подался вперед и увидел: из серого рассветного тумана проступил силуэт военного корабля. Корабль застопорил ход. С его борта замигал светофор: «Кто вы?»
Андрей приказал ответить паролем. Вместо отзыва с борта передали острыми вспышками прожектора: «Остановиться!»
Значит, франкисты? Надо же, нарвались, когда до Картахены оставался час хода! Андрей через Хозефу сказал капитану:
— Сторожевик маленький. Потопить нас не успеет. Бей ему носом в бок, будем кормить рыб вместе.
Он увидел, как девушка с хрустом стиснула пальцы. И громко перевела.
Капитан сделал маневр. Судно полным ходом пошло на сторожевой корабль.
За эти мгновения, как бывает только в море, стало совсем светло. На сторожевике увидели несущийся на них пароход, поняли. Кто-то с палубы яростно заревел в переговорную трубу:
— ¡Párense! ¡Ellos son fascistas!9
Капитан рванулся к штурвалу:
— ¡Son amigos! ¡Republicanos!10
И отдал команду застопорить ход.
Вскоре стало ясно: маленькая канонерка — корабль республиканской береговой охраны. Подождали, когда растают последние пряди тумана, и пошли следом за ним сквозь узкий створ в минных полях к Картахене.
На берегу от встречавшего их советского представителя Лаптев узнал, что корабли республики, направленные для их встречи, ночью разминулись с пароходом в открытом море — и они и «торгаш» шли с погашенными огнями. А сторожевик возвращался с задания в другом квадрате и ни о каких паролях не ведал.
Сдав «груз», распрощавшись с командой, Лаптев вместе с Хозефой отправился в Валенсию, где находился в ту пору главный военный советник республиканской армии Испании, советский генерал Ян Карлович Берзин — Доницетти. И вот на этой-то дороге увидел из кузова прихватившей их попутной машины арбы, до верху груженные апельсинами. С одной из арб смуглый весельчак метнул в них золотое ядро. И Хозефа, изогнувшись и подпрыгнув, как на волейбольной площадке, поймала его и весело рассмеялась.
Они сошли на берег Испании осенью тридцать шестого года. К тому весеннему дню, когда его вызвали в Мадрид, Лаптев уже полгода провоевал на Южном фронте, под Малагой. Зимой, в феврале, франкисты и интервенты, числом в двадцать раз превосходившие на юге республиканцев, разбили их. После того как мятежники захватили Малагу — эту «невесту Средиземноморья», Андрей воевал под Альмерией и Гранадой, в одной из неудачных операций во вражеском тылу был контужен и с той поры мучился почти непрерывными жестокими головными болями. Об этом его недуге знала одна Хозефа, потому что контужен он был у нее на глазах. Второй раз ему досталось во время диверсии на горной железной дороге Гибралтар — Гранада, по которой в глубь Испании поступало вооружение и снаряжение для франкистов из Рима и Берлина. Андрея ранило далеко отлетевшим при взрыве камнем. И на этот раз девушка оказалась рядом. Он боялся, что она упадет в обморок, увидев, как хлещет из раны кровь. Но Хозефа как ни в чем не бывало достала санпакет и начала ловко бинтовать его злополучную голову: «Чудак, у меня же два курса мединститута!» Об этом он услышал впервые. А настоящее имя, как ни исхитрялся, никак узнать не смог. Единственное, что выведал: испанский она учила еще в школе и очень любит этот гортанный. язык. И вот теперь от Хаджи узнал: «Лена».
В Море отряд Лаптева разместился на окраине городка, в старинной казарме, по стенам которой висели алебарды, обоюдоострые мечи и доспехи, а в сумрачных комнатах со сводчатыми потолками стоял тяжелый запах кожи, пота и кислого вина — казалось, с тех еще времен, когда располагались здесь рыцари-крестоносцы, отправлявшиеся отсюда в дальние кровавые походы.
За стенами мрачной казармы уже буйствовала весна: фруктовые деревья клубились бело-розовой пеной, днем под солнцем парила земля и раскалялись камни, а ночами все ниже опускались звезды.
В нескольких километрах от городка, за широкой и стремительной рекой Тахо лежал Толедо. То была уже вражеская земля. Извилистая линия фронта проходила по реке. И за рекой предстояло действовать группам Лаптева.
Чуть ли не каждую ночь переправлялись диверсанты через реку. И где-то за двадцать-тридцать километров от линии фронта, в скалах грохотали фугасы, срывались с круч в пропасти, разбиваясь в щепы, вагоны.
Бойцами в отряде Артуро были добровольцы — волонтеры интербригад, но большинство — испанцы, смуглые веселые парни и пожилые мужчины, в недавнем прошлом — рыбаки и рубщики сахарного тростника, докеры, виноградари, официанты и металлисты. Нельзя сказать, что они были похожи один на другого, эти люди: коренастый, тяжелоплечий крестьянин Рафаэль в аккуратно залатанной куртке, с кожаными наколенниками на брюках, в альпарагетах — лаптях на ногах; и сухощавый токарь Феликс Обрагон, даже во время разговора не выпускавший изо рта сигару, а из руки — винтовку; или валенсийский краснодеревщик толстяк Хулиан.
Самым молодым был в отряде Лусьяно, восемнадцатилетний студент. Он появился перед их отступлением из Малаги. Его остроконечная шапочка была надвинута на самое переносье. Вместо звезды или кокарды к шапочке был пришит патрон. Рукав крупновязаного свитера перетянут красной лентой, на запястье болтался браслет из пистолетных пуль. На широком поясе, украшенном бляшками — скрещенными мечами и черепами, — висел справа парабеллум с торчащей из кобуры ручкой, с левой — тесак. Парень был тонколиц, редкий пушок дымился над верхней губой, зато роскошные локоны ниспадали из-под шапочки на плечи. Юнец театральным жестом сдернул с глаз темные очки, которые до этого Андрею не довелось и видеть, и представился.
— Его зовут сеньор Лусьяно Гарсия дель Рохос, он явился в ваше распоряжение, и вы можете распоряжаться его телом и душой, — с трудом сдерживаясь, чтобы не прыснуть, перевела Хозефа и добавила от себя: — Миленький мальчик.