Шарапов усмехнулся.
— Не смейся, не смейся, — сказал Стас. — Женщины обычно ездят на работу очень точно, а возвращаясь, имеют в графике своего движения отклонения в среднем около часа. Это связано с хозяйственными заботами. Мужчины, наоборот, имеют в дороге на работу отклонения до пятнадцати-двадцати минут, а уходят довольно точно. Поэтому я решил, что он ездит домой.
Отсюда у меня пошел следующий этап. Парень должен работать где-то близко. В этом я не сомневался. Сначала я допустил, что он приезжает сюда на каком-то другом транспорте и делает пересадку. Однако этот вариант я отбросил. Объясняю. Приехать во Владыкино он мог только на восемьдесят третьем автобусе, идущем от «Сокола», и электричкой Савеловской железной дороги. Автобус не годится: парень едет к цирку, а туда проще добраться этим же маршрутом по Лихоборскому шоссе.
— А электричка? — спросил Шарапов.
— Не годится, — покачал головой Стас. — Станция Окружная там действительно недалеко. Но зато от станции к остановке идти проще и ближе по тротуару, чем по пустырю.
Я решил сделать первую прикидку: на карте района провел циркулем круг с центром в месте убийства. Длинный шел к остановке по пустырю с северо-запада. Поэтому половину круга в юго-восточном направлении я заштриховал сразу. Остался сектор, образованный Су-Соколовским шоссе, железнодорожной линией и оградой Ботанического сада. Из-за линии он прийти не мог: полотно проходит по высокой обледенелой насыпи, на которую с той стороны и не вскарабкаешься. Выйти из Ботанического сада он тоже не должен был — там у ворот, на полкилометра ближе, есть остановка. Вывод: Длинный шел из глубины владыкинского жилого массива. С работы, заметьте себе, товарищ Шарапов!
— Ну, ну, ну, — заинтересованно сказал Шарапов.
— Вот тут и встала проблема: где же он может работать? И начали мы с Савельевым подбивать бабки. В намеченном для розыска районе имеются такие предприятия: завод, фабрика, комбинат бытового обслуживания, столовая, шашлычная, один ЖЭК и две гостиницы — «Байкал» и «Заря». Начали с завода металлоизделий. При этом не забудь, отец, что Длинный ходит с работы через день в 20.30. Служащие же уходят в пять, вторая смена заступает в четыре, а третья — в одиннадцать ночи. Савельев еще проверил, нет ли у них сотрудников, работающих до восьми-полдевятого. Нет. Значит, отпало.
Берем фабрику головных уборов «Свободный труд». Труд у них, видимо, действительно свободный, потому что работает этот гигант легкой индустрии до семнадцати часов, после чего запирается на замок.
Потом началась эпопея с магазинами. А их шесть штук. Ужас! Два промтоварных, два продмага, один культтоварный и булочная. С промтоварными и форпостом культуры, правда, все решилось быстро: в понедельник они все выходные. В булочной никто через день не работает. В продмагах — время не совпадает, к тому же в одном из них работают только женщины.
Столовая закрывается в девятнадцать. Умерло.
Шашлычная — до пол-одиннадцатого. На всякий случай через ОБХСС проверили: никто в восемь-полдевятого там работу не заканчивает. Дошли до комбината — закрывается в семь. Точка.
Тогда настал черед гостиниц. Тут мне прямо нехорошо стало: около двух тысяч работников. Ну, благословясь, приступили. Узнаем: дежурные рабочие — электромеханики, мастера по ремонту пылесосов и полотеров, радисты — работают по двенадцать часов через день, с восьми тридцати до двадцати тридцати. Наконец-то! Начали с «Байкала» — ближе к автобусной остановке. Нашлось там таких дежурных двенадцать человек. Кто работал в понедельник, среду, пятницу? Шесть. Скольким из них до тридцати лет? Четверым. Кто длинный? Двое. Кто такие, где живут? Один — в соседнем доме. А радиомастер Никита Александрович Казанцев живет в Большом Сухаревском переулке, дом тридцать шесть, квартира семьдесят девять — в пяти минутах ходьбы от остановки двадцать четвертого автобуса «Госцирк». Вот так.
— Молодец, — сказал Шарапов. — Молодцы! — И засмеялся: — Нептун, одно слово…
Зазвонил телефон. Шарапов снял трубку:
— Савельев? Где, внизу? Прямо вместе с ним поднимайтесь ко мне…
Высокий парень в черном пальто был чуть бледен, но держался спокойно. Только руки судорожно мяли кепку. В кабинете Шарапова он прислонился к стене, принял независимую позу. Савельев, помахивая чемоданчиком, взял его под локоть.
— Вы проходите, проходите. Присаживайтесь. Беседовать-то долго придется.
— Не хватайте руками! — дернулся парень. — Не глухой.
— Вот и хорошо, — миролюбиво сказал Савельев. — Садитесь вот, с товарищами потолковать удобней будет.
— Всю жизнь мечтал, — усмехнулся парень.
Шарапов и Тихонов молча рассматривали его. Потом Шарапов провел пальцами по губам, будто стер слой клея между ними.
— Что в чемоданчике носите, молодой человек?
— А вам что до этого? Все мое, вы там ничего не забыли.
— А чего дерзите?
— А вы привыкли, что здесь перед вами все сразу в слезы — только отпустите, ради бога.
— Нет. Кому бояться нечего — с теми легко без слез обходимся. Так что в чемоданчике?
— Возьмите у прокурора ордер на обыск и смотрите.
— Постановление. Не ордер называется — постановление. А прокурор, наверное, сейчас сам пожалует. С вами знакомиться, специально.
Казанцев нервно вскочил, щелкнул никелированными замками лежащего перед ним на столе чемоданчика, откинул крышку. Тестер, мотки проволоки, пассатижи, паяльники, припой. В отдельном гнезде на крышке тонкая длинная отвертка, слабо мерцающая блестящим жалом. Тихонову изменила выдержка:
— Вот оно, шило!..
— Это не шило, а радиоотвертка, — сказал презрительно скривив рот Казанцев.
— Знаю, знаю, гражданин Казанцев! Это мы поначалу думали, что шило, — сказал Стас и повернулся к Савельеву. — Подготовь для Панковой опознание и мотай за Буковой.
Парень не моргнул глазом.
Казанцев захотел сесть с краю. Рядом уселись еще двое. Панкова вошла в кабинет, и Тихонов подумал, что глаза у нее, как на скульптуре Дианы, — большие, красиво вырезанные, без зрачков. Он сказал:
— Посмотрите внимательно на этих людей. Успокойтесь, не волнуйтесь. Вспомните, знаете ли вы кого-нибудь из них?
Панкова долго переводила взгляд с одного на другого, потом на третьего, и Тихонову показалось, что она избегает смотреть в лицо Казанцеву. Он увидел, как кровь стала быстро оттекать от щек Казанцева. И глаза Панковой были все такие же, будто без зрачков.
Она сказала медленно:
— Не-ет. Я никого из них не знаю. — Потом уже тверже добавила: — Ники здесь наверняка нет…
Зазвонил телефон. Стас взял трубку.
— Добрый вечер, Станислав Павлович. Это эксперт Трифонова говорит.
— Да, да, Анна Сергеевна, слушаю.
— Простите за поздний звонок. Но я решила не откладывать. Профессор Левин утверждает, что края отверстия в кофте оплавлены…
Электрические шорохи скреблись в телефонных проводах, по которым бежали крошечные молнии человеческих слов, суматошно заметались в трубке гудки отбоя, и вдруг все перестало плыть перед глазами, снова стало четким, как будто кто-то повернул в голове ручку фокусировки. Стас бережно положил трубку на рычаг, взял из руки Шарапова сигарету и сунул ее в чернильницу.
— Ты что делаешь, псих? — удивился Шарапов.
— Стой, — тихо сказал Стас. — Я все понял… Гладкая дырка в кофте, двадцать шагов мертвой