Машина так же неожиданно и резко опрокидывается на правое крыло.
— Стоп! Командир, стоп! Левый крен!.. Еще один такой рывок, и конец.
— Чуть вправо! Стоп, командир! Стоп!
Вот это свистопляска...
— Штурман... — доносится до него хриплый стон.
— Я вас слышу, командир. В чем дело? Что случилось?!
— Штурман... в каком положении машина?
— Сейчас — в нормальном. Но секунду назад мы едва не перевернулись. Что случилось?
— Штурман... вы уверены, что машина действительно в нормальном положении? — настойчиво спрашивает пилот.
Штурман оглядывается.
— Да, командир. Совершенно уверен.
— Вы видите горизонт?
— Да.
— Хорошо видите?
— Очень хорошо, командир.
— Дело в том... что мне кажется... мне кажется, что машина идет вверх колесами...
— Нет, командир. Машина идет нормально. Вы слышите? Нормально!
Штурман слышит тяжелое дыхание пилота. И его голос:
— Почему же тогда так воют моторы?
— Нет, вам кажется. Уверяю вас, все в порядке. Держите так, как держите. Машина в нормальном положении.
— Ладно, штурман.
— Вот и хорошо. Хорошо, командир.
Он прикладывает ко лбу и щекам платок, вытирает проступившие капли пота. Потом говорит:
— Уф, Василь Николаевич... Пожалуйста, не надо так больше. Ведь вы чуть не опрокинули машину...
— Простите, штурман.
— Я связался со стрелком. У него все в порядке,-можно набирать высоту. Возьмите штурвал на себя... еще... достаточно! Держите так.
Штурман качает головой. Какого же дурака он свалял! Ведь должен был об этом помнить. Даже вполне здоровые пилоты во время ночных полетов или полетов по приборам теряют иногда пространственную ориентировку. А ведь тут — слепой, которому в миллион раз труднее...
— Ты мне не нравишься, дружок, — неодобрительно бормочет штурман. — В этом случае ты оказался растяпой. Будь внимательнее, иначе плохо кончишь...
Он дает пилоту поправку в курсе и внимательно приглядывается к земле. Скоро должен быть Минск.
Долететь до Белоруссии. Все рано или поздно должны возвращаться туда, откуда они вышли. И Добруш вернется. Он вернется и скажет дому, саду, аистам на старой липе:
— Дабры дзень.
Над Белоруссией капитан Добруш прикажет экипажу оставить машину.
В кабине свистит ледяной поток. Руки и ноги пилота окоченели, на бинтах образовалась ледяная корка. Холод проникает под куртку. Пилот боится сделать лишнее движение штурвалом или педалями. Он не верит своим ощущениям и застыл в каменной позе.
Машина по-прежнему идет как-то странно, переваливаясь с крыла на крыло. Пилоту стоит невероятных усилий удержаться от соблазна выровнять самолет. И самое страшное, что провалы в сознании случаются все чаще. Все чаще пилот ловит себя на том, что возвращается из какой-то вязкой пустоты и с трудом вспоминает, где находится. Он слышит и выполняет команды штурмана, но не понимает их смысла. Руки и ноги сами делают то, что привыкли делать в течение многих лет. Сознание в этом не участвует.
Какая-то очень важная мысль пробивается и не может пробиться сквозь полубред. Пилот напрягает волю, пытаясь удержать ее, но она ускользает, теряется...
И вдруг в его мозгу вспыхивает воспоминание...
...Капитану Добрушу не удалось поспать перед вылетом, как он рассчитывал. Вернее, он не захотел ложиться, хотя и мог бы это сделать. Его неудержимо потянуло к Анне.
Она была в землянке одна. Увидев капитана, поднялась.
— Я знала, что вы придете, — сказала она.
Он и не подозревал, что с ней будет так хорошо и просто. Они не говорили ни о прошлом, ни о будущем, им было достаточно того, что они вместе. Когда он уходил, она попросила:
— Пожалуйста, возвращайся...
Ему во что бы то ни стало нужно вернуться к Анне.
Небо на востоке светлеет. Гаснут звезды. Луна скатывается за подернутый сиреневой дымкой горизонт.
Штурман напряженно всматривается в землю и наконец облегченно вздыхает — Днепр. Теперь осталось совсем немного. Пересечь линию фронта, и они дома.
Правый мотор работает на предельно низких оборотах. Штурман то и дело поглядывает на него и уговаривает:
— Ну, ну, дорогой... потерпи еще немного. Подержись.
Из-за уменьшения скорости они непростительно запаздывают. Рассвет неумолимо надвигается. И это очень скверно.
Рассвет — это зенитная артиллерия. Рассвет — это истребители противника.
— Командир, может, рискнем прибавить обороты? — спрашивает штурман. — Начинает светать.
— Нет.
Что ж, Добруш прав. Не стоит рисковать сейчас, когда нет прямой угрозы. Последний рывок мотора может потребоваться для более серьезного дела.