Я было сказал об этом Хоменко, но он, внезапно озлившись, заорал на меня:
— Если тебе не жалко своей жены, так мне на это наплевать! А у меня забота, что раненые там остались. Ты бы послушал, как они просили, чтобы за ними приехали. У меня их крик, наверное, всю жизнь в ушах звенеть будет. — И, немного стихнув, он добавил: — Мы же не совсем без головы. Если увидим, что дело плохо, драпанем обратно. Бензин-то еще есть.
Он смотрел на меня со злобным недоверием, как на врага, думая, что я струсил. Между тем уж я-то не менее его стремился скорее попасть в горящую Рудицу, где, может быть, в моей помощи нуждались самые дорогие, самые близкие существа: жена и дочь.
— Едем! — крикнул я. — Только орешь зря, а сам ни с места.
И опять мы понеслись по проселку среди голых, однообразных, занесенных снегом полей.
Меня все больше тревожила пустынность дороги. На видневшемся вдали шоссе, шедшем под острым углом к нашему проселку, я ясно различал сплошную ленту машин, повозок и отдельные точки идущих людей, а здесь нам хоть бы один человек повстречался.
Впрочем, немного погодя, хорошенько приглядевшись, я разглядел вдалеке отдельные фигурки людей, что-то как будто копавших посреди дороги. Два мотоцикла виднелись возле них.
— Однако минируют дорогу, — сказал я Хоменко. — Как бы не налететь сгоряча. — Но тот уж сбавлял ход, видя, что двое на мотоцикле едут нам навстречу.
— Куда вас черт несет? — закричал, махая кулаком, командир, сидевший в коляске. — Мы там минируем, а вы катите прямо к черту на рога. Кто вы такие? За ранеными? Поздно уж теперь. Все равно вас уже не пропустят. А раненых и без вас заберут, если остались. Там еще наши части проходят.
А тут, как на грех, пока мы говорили с командиром саперов, машина наша заглохла. Хоменко начал рыться в моторе и выронил в снег крохотную детальку. Это уж пахло катастрофой. Битый час мы вдвоем искали ее, соскребли и прощупали пальцами весь снег подле машины, но деталька, словно заколдованный клад, не давалась нам в руки.
За это время саперы вплотную подобрались к нам. Другой их командир, подъехавший на новенькой трехтонке, крикнул нам:
— Эй, ребята! Застряли, что ли? Давайте сматывайтесь живей! Подожгите вашу гробовину да садитесь ко мне в кузов.
Мы оба молчали, шаря в снегу, не зная, что сказать. Ведь если бы мы заявили, что везем деньги, то он прежде всего заинтересовался бы, почему мы направляемся с ними не в тыл, а прямехонько к немцам. Доведись до меня, я и сам бы не очень-то поверил нашим объяснениям. Грозная тень трибунала так и замаячила передо мной. «Этого только еще недоставало!» — подумал я, как вдруг Хоменко не своим голосом заорал:
— Вот ты где, подлая, пряталась!
— Нашли, нашли! — крикнул я начальнику саперов. — Теперь можем двигаться.
Еще несколько минут спустя машина наша ожила, и мы, повернув ее обратно, понеслись сами, еще хорошо не зная куда.
Интересно, что привычное ощущение ответственности за государственное дело, которое я вновь испытывал, как будто придало мне свежие силы и заставило думать логичнее. «Если других учителей всех вывезли, то неужели жена могла остаться? Ведь, безусловно, она понимала, какая судьба ожидает ее, комсомолку и жену коммуниста, если попадется в лапы фашистам. Нет, — убеждал я себя. — Они уехали, обязательно уехали! А мне теперь нужно думать о том, как бы довезти и сдать эти деньги, свалившиеся обузой на наши головы».
Все это оказалось далеко не просто. Не буду долго останавливаться на том, как мы, влившись в скорбный поток беженцев, двигались на восток, как укрывались в кюветах от налета черных хищников с белыми крестами на крыльях, как, объезжая разбитый мост, чуть не провалились под лед вслед за шедшей перед нами машиной.
Наконец мы прибыли после всех этих приключений на небольшую железнодорожную станцию. Отделения Госбанка на ней не оказалось. Я пытался сдать деньги в сберкассу, но заведующая в ответ замахала руками. Оказывается, она уже отправила деньги и сама эвакуируется. Но с ее помощью нам удалось хоть получить место в теплушке состава, уходившего на восток. В пути нас обстреляли с воздуха, но в нашем вагоне все обошлось благополучно.
Наконец приехали в Боровск. Поезд стоял тут целых двадцать минут, но пятнадцать из них пошло на переговоры по телефону с банком, чтобы приняли от нас деньги. Управляющий пообещал выслать машину. Дежурный комендант станции дал двух бойцов, чтобы они помогли выгрузить мешки, так как видел, что оба мы с Хоменко совсем выдохлись.