Прежде всего он затребовал из архива снимки убитых бандитов, о которых мне рассказывали. Естественно, что по фотографиям, снятым с мертвецов, трудновато было судить, как они выглядели при жизни, но я мог под присягой заявить, что ни один из них ничем не был похож на Желтоглазого.
Дело по розыску Желтоглазого было вновь поднято. Я с ним ознакомился. Тот факт, что у этого бандита оказался обрез из армейской трехлинейки, навел следствие на мысль, что он, возможно, дезертир. Соображение это хотя и не подтвердилось, но тем не менее навело работников милиции на след некоего бандита Жоглова.
Незадолго до того он вышел из тюрьмы, где сидел по делу о незначительной краже, однако имелось подозрение, что в краже он попался умышленно, чтобы ускользнуть от обвинения в более тяжком преступлении — в убийстве, связанном с грабежом.
За это время, пока я болел, никто не встречал этого Жоглова. Не слышно было о человеке с обрезом и в соседних областях, но в некоторых наших районах участились случаи краж лошадей, коров и другого скота.
— Возможно, что и ваш Жоглов тут прикладывает руку, — сказал мне подполковник. — Чем-то ему нужно жить, вот он и добывает себе мясо. Но не мясом единым жив человек, — пошутил он, — следовательно, часть мяса бандит должен продавать. Верней всего, что он это делает через другие руки. Мы уже интересовались личностями, которые поторговывают мясом, не имея своего скота. Неплохо, если и вы включитесь в эту работу. Вам в ряде случаев будет даже удобней действовать, чем нашим товарищам.
Вышел я от Егорова окрыленный. Ведь он был первый, кто посмотрел на меня не как на никуда не годную развалину, а как на человека, который еще может быть полезным в государственном деле.
Незаметно для себя дошагал я до дома и только у калитки сообразил, что за всю дорогу я не задыхался и ни разу не присел ни на одну скамейку, что попадались в пути. А ведь еще вчера квартала не мог пройти, чтобы не отдохнуть.
Мне кажется, что именно с этого дня я начал по-настоящему выздоравливать. Вскоре после нашего разговора с подполковником Егоровым получаю я приглашение от управляющего трестом «Обллесзаг», в системе которого я работал до своей катастрофы. Конечно, я тотчас приковылял в трест. Управляющий поговорил со мной о том, о сем, о здоровье, о планах на будущее, и когда я ему сказал, что ничего доброго от своего будущего не жду, он неожиданно предложил мне поступить к ним в трест на инспекторскую работу.
— Вы человек опытный, знающий, — говорил он. — Вот и будете ездить инспектировать, советовать, подталкивать. С кадрами сами представляете, какое у нас положение, так что каждый совет знающего человека на вес золота.
Предложение это так обрадовало меня, что я сразу было ухватился за него обеими руками, но потом подумал, не помешает ли новая работа моим заветным планам.
Возможно, управляющий понял, почему я колеблюсь, засмеялся и спросил:
— А вы не догадываетесь, кто о вас хлопотал?
— Не подполковник ли Егоров? — удивился я.
— Совершенно верно, он самый. У него с вами, как он говорил, есть какой-то замысел, так я наперед скажу, что не буду мешать его выполнению.
Тогда я без раздумий, с радостью согласился на предложение управляющего. Однако работа, особенно на первых порах, показалась мне непосильной. Плохо, когда нет здоровья. Бывали такие моменты, хоть ложись и помирай. Но тогда я говорил себе, что на фронте многим приходится еще хуже, и заставлял себя хоть через силу подняться с постели, чтобы ехать куда нужно.
Приходилось терпеть и холод, и голод — командированные со своими рейсовыми карточками не очень-то жирно тогда питались.
Правда, стоило мне приехать в какой-нибудь леспромхоз, как обязательно находился там знакомый человек, который тащил к себе и устраивал как родного.
Везде, куда бы я только ни приезжал, я находил время прощупать, не появлялся ли в этих местах такой-то человек с рыжеватыми глазами, не слышно ли о случаях грабежа на дорогах, покражи скота, угона лошадей.
Но вот в своих разъездах я посетил Таловский леспромхоз, где у меня тоже нашлись друзья. С Виктором Андроновым, начальником леспромхоза, мы учились вместе в лесном техникуме, а с его женой Марией Петровной немало потанцевали на студенческих вечеринках.
Прожил я у них дня четыре. Съездил с Виктором на лесоучастки, кое в чем я ему помог, кое за что наругал и уж собрался было уезжать, как получился у меня с Марией Петровной такой разговор:
— Как вы тут с мясом устраиваетесь? — спросил я ее больше по установившейся привычке, чем в надежде что-то разузнать.
— Бывает, что колхозники бьют скотину, — ответила она, — тогда у них покупаем, но обыкновенно мне одна женщина приносит, тоже колхозница, дояркой работает. У нее и говядина, и баранина бывает, а нет — то и конинкой не брезгуем. За войну научились.