— А знакомых у тебя в Боровске нет, кто бы подтвердил твою личность?
— Есть тетка жены. Она здесь в слободе живет.
— Айда разыскивать, — распорядился Хоменко.
Однако тетку нам повидать не пришлось. Ее маленький домишко оказался на замке. И мы зря дважды наведывались к нему. На всякий случай я бросил в почтовый ящик записку, что если не приду, то чтобы справились обо мне в отделении Госбанка.
Не скажу, что самочувствие у меня было бодрое, когда я опять входил в неприветливый кабинет управляющего банком. У него уже сидел какой-то старший лейтенант. Судя по тому, как он сразу заинтересовался моей историей, как стал меня разглядывать и расспрашивать, я понял, что это неспроста. Однако они разрешили мне пройти в комнату, где уже начался подсчет нашей казны. По моей просьбе деньги считали, не разбивая пачек, чтобы сперва определить хотя бы приблизительный результат.
Хоменко сидел за столом с записной книжкой. По его расчетам, в каждом мешке должно было находиться примерно по 240 тысяч, а так как в трех уже проверенных мешках содержалось по 250 тысяч, то он был настроен благодушно. Однако я-то понимал, что это ровно ничего не значит. В других мешках могли быть более мелкие купюры. Так и случилось., В следующих двух мешках оказалось всего полтораста тысяч, а в порванном 123 тысячи триста. Неровная цифра и малая сумма убили нас обоих наповал.
— Может быть, они там, не считая, пачки в мешки напихали? — предположил совсем приунывший Хоменко.
Я потянул его за локоть, вывел на крыльцо и сказал:
— Вот что, Василий Петрович! Ты мне сделал громадное одолжение, а я тебя, кажется, втянул в грязную историю. Давай-ка, друг, двигай в госпиталь, пока и тебя не припутали к этому делу с деньгами. В общем, прощай, не поминай лихом.
— Да что ты выдумал, Иван Васильевич? — уставился на меня Хоменко. — Никуда я не пойду. Вот уладим с банком, тогда другое дело. А если эта старая засушина, управляющий, еще раз намекнет, что мы тут руки погрели, то я не посмотрю, что у него борода как у козла. Я ему рога-то пообломаю. — И, круто повернувшись, Хоменко пошел обратно в банк.
Опять потянулась муторная процедура подсчета. Оставалось еще три мешка.
— Не будет в них девятисот тысяч, — буркнул мне на ухо Хоменко.
Я ничего не ответил, только глубже втянул в плечи нестерпимо болевшую голову и с ненавистью глядел на медлительную счетчицу, возившуюся с очередным мешком. Но вот сургучные печати на нем были сломаны, бечевка разрезана, и на стол посыпались пачки денег. С отчаянием заскрипел зубами Хоменко, глядя на желтые да зеленые рублевые и трехрублевые пачки.
Я встал. Последние остатки выдержки покидали меня. Сидеть на месте я больше не мог. В груди теснило, жгучие струйки пота текли по бокам, голова разламывалась от боли.
— Пойду покурю, — сказал я Хоменко и пошел на крыльцо. Тотчас вслед за мной поднялся и тот старший лейтенант, что неотступно находился в кабинете управляющего. «Караулят, чтоб не сбежал», — подумал я с горечью.
Солнце припекало совсем по-весеннему. Капало с крыш. Время от времени раздавался стеклянный звон упавшей сосульки, азартно чирикали воробьи. Мальчишки играли в войну, и их крики напоминали гомон воробьев.
«Что значит ребятня, — подумал я, — играют и горюшка не знают. А тут война, отступление, беда с семьей и в довершение всего еще эта история с деньгами. Конечно, я постараюсь доказать... Должны же мне поверить. Но Хоменко нужно все же убираться отсюда, пока есть возможность».
С этими мыслями я решительным шагом направился к двери, как вдруг кто-то с улицы крикнул:
— Ваня! Ваня! Иван Васильевич!
Я оглянулся и буквально, как говорится, обомлел. Плача от радости, протягивая ко мне руки, бежала через дорогу моя жена. Я хотел крикнуть, назвать ее имя, но не мог. От боли в затылке потемнело в глазах. Я бы, пожалуй, свалился, если бы меня не подхватил тот самый следивший за мной старший лейтенант.
— Спасибо! — сказал я ему сердито. — Но дайте хоть с женой поговорить.
Обнялись мы с Маней крепко-накрепко, ведь не надеялись, что так скоро встретимся. Потом сели тут же на ступеньках, глядя друг на дружку не отрываясь. Она рассказала, что ей давно удалось уехать сюда. Она хотела в Свердловск, но тетка уговорила остаться пока здесь. Все вещи и хозяйство пришлось бросить. Но это казалось теперь совершенным пустяком. Главное — все были живы.
— Идем скорее! — торопила жена. — Ведь Наташка ждет.