Данков не сердился на нее. Ему было даже по-своему жалко Веру. Он знал ее совсем другой. Не такой, какой она сейчас сидела перед ним. Вглядываясь в ее еще красивое лицо, он пытался разгадать причину ее падения. Ходить по чужим мужьям и их же обворовывать — это вроде бы не по ней. Видно, неудачно сложившаяся жизнь сломала своенравный ее характер.
— Как же так получилось? — обратился он к ней. — В который уж раз вы себя из-за легких денет не жалеете? Что муж и дочь теперь скажут?
— Что скажут, то и скажут, — рассеянно ответила она. — Дочь жалко. А муж... был, да сплыл. О нем мне думать нечего. А вы-то чего такую заботу проявляете? — уже со злобой в голосе спросила она.
— С мужем-то расписаны были?
— Была...
— Значит, теперь еще одна фамилия прибавилась!
— А какая разница? Не все ли равно, под какой фамилией на нарах валяться. Меня и без фамилии кому надо знают. Не перепутают.
Данков смотрел на нее и вспоминал, как еще на прошлой неделе зубной врач Белкин, полный сознания своего достоинства, величественно уселся в его кабинете. Привычным движением руки посетитель поправил зачес, слегка прикрывавший лысину, и протянул Данкову листки бумаги.
— Пока вы разыскиваете преступников, товарищ майор, — нагловато проговорил он, — я уточнил стоимость похищенного. Прошу вас приобщить это к делу.
Данков внимательно прочитал заявление, аккуратно отпечатанное на машинке. Указанная в нем сумма значительно превышала первоначальную.
— А я смотрю, вы энергичный человек, — сказал он, а про себя подумал: он и в таком деле выгоду нашел.
— Я понимаю вашу иронию. Она после моих заявлений в инстанции? — язвительно спросил тот. — Не обижайтесь. Как говорится, под лежачий камень вода не течет. — И, не скрывая усмешки, спросил: — Вы считаете, что жаловаться безнравственно? Или лучше не писать, потому что жалобы не тульские пряники и они кое-кому не приносят спокойного сна?
— Зачем же так? Вы неверно ставите вопрос. Заявления и жалобы, когда они справедливы, всегда полезны. Но ваши лишь отвлекали нас от работы. Розыск и без них ведется достаточно активно.
— Что же вас смущает?
— Меня ничего не смущает. Давайте поговорим о деле. Я думаю о том, что объективности ради есть смысл допросить вашу жену.
— Вы не имеете права обвинять меня в необъективности, — прервал его Белкин.
— Перебиваете и не дослушиваете до конца. Похищенное — в основном женские вещи и украшения. Ваша жена лучше знает цену и приметы каждой из них. Это во-первых. А во-вторых, допрос жены необходим и потому, что нам нужно установить всех лиц, которые имеют доступ в ваш дом. Ведь кража-то совершена без взлома дверей и подбора ключей к замкам. Это установлено экспертизой. Да и вы сами знаете это не хуже нас.
Толстое лицо Белкина вытянулось. Глаза смотрели ошалело.
— Вы не имеете права подозревать в преступлении моих друзей и близких! — почти прокричал он, придя в себя. — Эти люди вне подозрений. Я буду жаловаться...
— Я же не сказал, что мы подозреваем их. Но выяснить все обстоятельства не только наше право, но и обязанность.
— Кажется, вы убедили меня. Я не возражаю против допроса жены. Правда, она сейчас на отдыхе в Паланге. Гипертония. Сердце. Нервы. Сами понимаете — модные болезни времени, — он вдруг улыбнулся и почти просительно сказал: — Я заберу свое заявление?
— Раз принесли, пусть останется. Думаю, что пригодится для дела.
...Эту встречу с Белкиным и вспоминал сейчас Данков.
Он встал с дивана и прошелся по кабинету.
— Послушайте, Вера Евгеньевна, давайте только без сцен. Расскажите, как вы попали к Белкину?
Она медленно подняла голову и решительно взглянула на Данкова. В ее глазах уже не было злобы. Рука опять потянулась за сигаретой.
— Если рассказывать, то всей жизни не хватит, — губы у нее задрожали. — Подло все это. Расплачиваюсь теперь. Как попала... Я давно живу без предрассудков. Если в гости зовут — отказываться грех. В общем, по нашей воровской пословице: носим поношенное, любим брошенных... Ладно, Николай Иванович, оформляйте протокол.
— С протоколом успеется. Вы нам по-человечески расскажите.
— Когда приперли, я всегда по-человечески. Только Слон здесь ни при чем. Его не впутывайте. Вещи я дала ему. Для продажи. О деле он ничего не знает. Ну а о краже... Может быть, и не совершила бы я ее. Да разозлилась на этого вашего Белкина. Сам коньяк и вино французское, «бужелен» какой-то, пить начал, а мне все водку и рислингу дешевенького. Ну и завелась я, конечно. Сразу решила: так не уйду. Когда этот жлоб уснул, я ночью собрала побрякушки и спрятала их в лифте через люк, который в потолке кабины. Наверх положила.