— Но ведь...
— Обожди! А нам, детишкам, каково пришлось после этого... Думаешь, хорошо, когда за тебя вступиться некому, когда тебя каждый может каторжным отродьем назвать, а то и батогом... Так вот, я не хочу, чтобы моего сына так.
— Не хочешь? Так бороться надо! Принимай карты!..
— И приму!
— Принимай еще! — шлепал картами рассвирепевший Федор. — Принимай, принимай!
С минуту слышалось только шлепанье карт.
— Ага, давай нос! — И Федор даже сложил карты ложечкой, чтобы не сгибались — тогда больней получается. — Это тебе за то, что дедову каторгу забыл! — И он наотмашь да еще с оттяжечкой хлестнул Савву картами по носу.
— Да тише ты!
— За такое не так еще надо! А это за то, что отцову виселицу запамятовал! — И опять удар. — А это за то, что Врангелю веришь, а это — что хочешь в сторонке стоять. А за Ленина, за то, что белогвардейских писак слушаешь, я тебя в следующий раз не так отхлещу. Бери карты.
— Ну, по носу бить — это не доказательство...
— Хорошо, давай серьезно поговорим. Вот ты сам, ну хотя бы про себя думаешь о чем-нибудь?
— Да думаю ж...
— Что ж, царя хочешь?
— На кой он мне нужен!
— Значит, помещиков без царя, что-то вроде Центральной рады?
— Да нет, такая рада мне тоже ни к чему...
— О правителе типа батьки Махно мечтаешь?
— Если вникнуть в то, о чем батько говорит, то кое-что у него вроде и неплохо. Да только на словах. А на деле... Крови много. А где кровь, там и несправедливость. А власть должна быть справедливой. Для всех справедливой. И хорошей для всех.
— Ну, тебе тогда надо в рай дорогу разыскивать. Там, говорят, всем хорошо...
— Зачем в рай? Эти выдумки не для меня. А вот я как-то читал, жило в Америке племя такое, забыл, как его называют. Ины... Нины... Ах да, инки. Так вот, у них обязательный труд для всех, даже для правителей, кто не трудится — смертная казнь. Хлеб бесплатно. Золото там, драгоценности у них никакой цены не имели, их для разных нужд употребляли. Ну инки-то чужой народ. Но ведь и у запорожцев так было! Сам я из казачьего рода, слышал кое-что от бабушек — и у казаков были мироеды.
— Да неужели?!
— Ну, обманывать мне тебя нет никакого расчета. Да что тебе говорить: вот и генерал Краснов — казак, и Буденный — казак. А один стоит за царя да помещиков, а другой — за Советскую власть. А как и почему — это ты уж сам мозгами раскинь. Мы с тобой казаки только по происхождению, да и то по преданиям. Ты стал потомственным батраком, я — потомственным пролетарием. Но и у тебя, и у меня, да и у настоящих казаков, у таких, как Буденный и его товарищи, одна власть, Советская, рабоче-крестьянская. Вот так-то... Ну, чего задумался, бери!
Взял Савва карты, сходил.
— Что за шум, а драки нету? — В проеме двери показался новый для Федора человек.
— Да так, урок начальной политграмоты, — криво улыбнулся Савва, потирая распухший нос, — Садись и ты! Это наш электрик Коля Уюк.
Уюк! Федор сразу же вспомнил Потылицу, но промолчал. Начали снова раздавать карты.
— Коля, поговори ты с ним, — негромко сказал Савва.
— О чем?
— Мне кажется, у вас найдется о чем...
— Вот они где, заговорщики, — раздался вдруг голос, и в дверном проеме опять показалась объемистая фигура Жежоры. — Даже на молитву не явились...
ДРУЗЬЯ НАХОДЯТСЯ
Похоже было на то, что Жора Обжора решил в буквальном смысле слова выполнить указание Эрнста Карловича Циглера фон Шаффгаузена-Шенберга-Эк-Шауфуса — он прямо-таки ни на шаг не отходил от Федора. Куда бы тот ни направился, всегда то ли рядом, то ли чуть в стороне видел нелепую фигуру бывшего полицейского. Но все же после ужина ему удалось ускользнуть. А внизу, в бесчисленных отсеках, можно было не опасаться — трюмы корабля знали только самые опытные кондукторы нижней команды.
— Так что ты хотел? — спросил Николай, появляясь из-за лебедки зарядника.
— Поговорить...
— О чем?
— Там узнаешь.