— Это ты, Мишка?
— Да я, спи!
— Мы тебе картошки печеной оставили, в печке она, — сообщил Волнухин.
— Зря оставляли, не хочу, я поел у сестры, — еле сдерживая раздражение, ответил Швецов. Он прошел к своей кровати, лег на спину, подтянул одеяло к подбородку да так и пролежал до утра.
…Эту ночь Швецов не спал. Но зато он тщательно все взвесил, продумал и принял решение…
После того как фабричный гудок возвестил об окончании смены, Швецов одним из первых вышел из ворот фабрики. Он отошел в сторону, занял удобное для наблюдения место и стал цепким: взглядом прощупывать выходящих. Как только заметил Соколова, поспешил к нему и, подойдя сзади, прошептал: «Мне срочно нужно с тобой поговорить». Иван Соколов замедлил шаг, пропустил вперед говорившего и, узнав в нем Швецова, негромко сказал: «Понял. Следуй за мной!» Они спустились с пригорка, перешли мост через Тьмаку, незаметно свернули на тропинку, змейкой вившуюся по берегу, и скрылись в зарослях ивняка. Убедившись, что поблизости никого нет, Соколов спросил:
— Ну, что у тебя?
Швецов сразу выпалил:
— Павлуха нас предал!
— Что ты болтаешь! — тихо, но резко воскликнул Соколов.
— Не болтаю, а говорю правду!
— Откуда узнал?
— Он сам мне сказал! По заданию полковника Уранова он вербовал меня в шпионы!
— Ох, Мишка, если наговариваешь на товарища, нехорошо тебе будет.
— Зря наговаривать не стану. Можно ведь и проверить.
— Проверим. Сейчас же пойдем к нему, и ты все это расскажешь!
— Нет, нет, — забеспокоился Швецов.
— Почему же?
— Он, спасая свою шкуру, застрелит нас.
— У него есть револьвер?
— Да, жандармы ему дали!
— Обезоружим!
— Он расскажет Уранову, нас всех арестуют.
— Как же мы узнаем о его измене?
— Он собирается идти к полковнику.
— Когда?
— В пятницу вечером!
— Ну что ж, проверим. — Соколов понизил голос: — Прошу тебя, Мишка, об этом пока никому ни слова. Понимаешь, речь идет о судьбе человека!
— Понимаю, — согласился Швецов.
— Проверять будем вдвоем! — сказал Соколов.
На берегу тихой задумчивой Тьмаки они обсудили план проверки Волнухина.
В канун праздника Ивана Златоуста около девяти часов вечера два молодых человека незаметно зашли под арку дома, расположенного возле особняка полковника Уварова, и стали наблюдать. В этот поздний вечерний час улица была тихой и пустынной. Лишь одинокие прохожие, пряча лица от холодного ноябрьского ветра, спешили к своим очагам. Вскоре со стороны храма Воздвиженья показалась фигура человека в коротком пиджаке и серой кепке.
— Он, — шепотом произнес один из стоявших под аркой, когда пешеход приблизился и на него упал сноп света от уличного фонаря.
— Да, он, — прошептал другой. Между тем шедший по улице человек, подходя к дому Уранова, замедлил шаг и несколько раз оглянулся. Потом он остановился, снова посмотрел по сторонам и направился к двери особняка главного тверского жандарма.
— Ну, убедился? — произнес один из стоявших под аркой — это был Швецов.
— Сомнений нет, — ответил Иван Соколов. — Павлуха предатель!
— Когда будем кончать с Иудой? — Мишка достал ив кармана зачехленную финку, протянул ее Ивану.
— Финка! — воскликнул Соколов. — Предусмотрительный ты, Мишка!..
Фигуры двух молодых людей исчезли в темноте.
…После выступления защитников Носович по очереди предоставил последнее слово подсудимым. Все отказались выступать, кроме Егорова. Фома поднялся со скамьи, посмотрел на судей, перевел взор на кресло прокурора:
— Три с половиной года минуло с тех пор, когда господа прокуроры впервые познакомились с делом, которое разбирается в этом зале. За это время юристы, обладающие дипломами императорского университета и немалой практикой, не смогли дойти до сути и установить истину. Не странно ли, господа? Впрочем, странного тут ничего нет. Служители Фемиды употребили годы на то, чтобы скрыть истину, чтобы оградить виновников преступления…
Зал насторожился. Прокурор переводил взгляд с Фомы на судей, и этот взгляд кричал: «Что же вы, господа, позволяете?» Егоров[4] тем временем продолжал:
— Господин председатель сказал, что обвинительный акт — это план обвинения, подлежащий доказыванию. Этот план обвинения созрел в недрах жандармского управления задолго до трагедии, разыгравшейся на огороде Буракова. И главным режиссером трагедии был господин Уранов. Это я вам сейчас докажу. Уранов внедрил свою агентуру в рабочие кружки и хорошо знал обстановку в них. Уранов мог бы давно арестовать всех, кто посещал рабочие собрания. Но ему этого было мало. Идеи социал-демократии давно уже проникли в широкие слои русской общественности и завоевали симпатии тысяч людей. Попробуйте перекрыть Волгу — вода пойдет через плотину. Так нельзя остановить идеи освобождения народа от гнета и бесправия…
4