Она проснулась поздно. Хотела полежать, понежиться, да в одиннадцать на работу нужно. Она еще ходила по квартире, мыла посуду, убиралась, расставляя все на свои места, а к ней незаметно, исподтишка, подкралось смутное чувство нарастающего беспокойства и раздражения. Ударила стулом о ножку стола, чертыхнулась, уронив в серванте рюмку. Стала одеваться — рука застряла в рукаве: со злостью вывернутую наизнанку кофточку бросила на диван. Хотела надеть другую, да остановилась вовремя — нельзя, новая и дорогая. Она брала из шкафа вещи, пробовала надеть, снимала, с раздражением бросала обратно. Тревожное беспокойство усилилось, когда взяла в руки приготовленную с вечера сумочку...
Ей вспомнилось, как легко и просто собиралась она на работу раньше, когда работала на кирпичном заводе. В какую рань вставала! На ходу одевалась, чай пила — и на смену. Бывало, намотается за день, натаскается, руки болят, а на душе спокойно. Примет душ — и домой шагает человеком. И на заработок не жаловалась, хотя денег лишних не было. А что сейчас? Подошла к зеркалу и поразилась происшедшей в ней перемене. На нее глядело усталое, как будто чужое, лицо. Под глазами синие овалы, губы тонкие, с фиолетовым оттенком. Обозлилась на себя: денег на питание не жалеет, продукты лучшие берет, а все не впрок, посмотреть не на что. За один летний сезон купила пять платьев. А душа-то неспокойная.
Сегодня почему-то волновалась больше обычного. Мучило ее какое-то непонятное предчувствие. «Может, не брать?» От этой мысли она вздрогнула и в нерешительности остановилась посреди комнаты. От неприятной слабости закружилась голова, часто-часто забилось сердце. Чтобы как-то успокоиться, отпила прямо из носика заварного чайника несколько больших глотков, вытерла полотенцем неожиданно вспотевшие ладони, глубоко выдохнула. «Ну что зря психуешь?! — успокаивала она себя. — Все нормально, не раз ходила...»
Перед выходом снова подошла к трюмо. Тщательно себя осмотрела, поворачиваясь перед зеркалом, перекладывала сумочку из одной руки в другую, вешала на согнутую, пробовала держать на вытянутой, — кажется, все в порядке. Сумочка была легкой, а понеси по улице — тяжелеет с каждым шагом, к концу пути как камни несешь...
Стало душно. Посмотрела в окно, вроде во дворе подозрительных нет. На цыпочках подошла к двери. Прислушалась: по лестнице удалялись шаркающие шаги. Откинула цепочку и тихо заскользила по ступенькам вниз.
«Сидят или нет? Так и есть — сидят!» — со злостью подумала она.
Во дворе за столиком, около детской площадки, сидело пять старух. Они как по команде повернули головы в сторону хлопнувшей двери подъезда и с интересом рассматривали, кто идет. Вот от безделья сейчас начнут судачить. Все-то они видят, обо всем догадываются. Мимо них нельзя проскочить на улицу незамеченной. Глуховатую тетку Фросю клюшкой толкнула бабка из третьего подъезда — мол, смотри. Та закрутила головой... Они замечают, как одета, какая походка...
«Два года живем, — разозлилась она, — а все не успокоятся, все оговаривают. Пусть не красавица, но не дурна. Достаток в доме их интересует. А я на кирпичном заводе заработала! Муж молодой? А вам какое дело? Эка беда: на четыре года старше, бывает и на десять».
По улице пошла быстро, напряженно всматриваясь в лица встречных мужчин. Опасалась, кто-нибудь следит за нею. Сколько за последние два месяца дум передумала, сколько раз во сне пряталась, бежала от них! Ноги часто не слушались, ее догоняли, хватали за руки, и от всего этого ужаса она в страхе просыпалась, тихо, чтобы не разбудить Витюху, плакала. А Витюхе с ней хорошо. Она не допекает его за каждую копейку.
Иногда она представляла, как на улице кто-нибудь подойдет к ней и спросит: «Что у вас, гражданочка, в сумочке?» А потом ехидно улыбнется. «Нет, вам меня не поймать! — думала она. — Кто вы такой, чтоб по сумкам шарить?» И пойдет дальше своей дорогой. Не имеют права обыскивать. И она торопливо шагала, шагала, будто за ней гнались.
От главного входа парка до кафе можно пройти двумя путями. Первый — от входа налево, мимо фонтанов, домика рабочих, аттракционов, дирекции парка... Там три года назад с Витюхой познакомились. Как сейчас помнит: около «молота» собралось много здоровенных мужчин, брали огромный деревянный молот и пробовали добить до тысячи. Редко кому удавалось. Вышел тогда из толпы парень с засученными выше локтей рукавами, смерил взглядом размеченную планку, поплевал на ладони, отклонился назад, да как ахнет! Выше тысячи! Один в спортивном костюме воскликнул тогда: «Тебе, парень, в бокс, чемпионов молотить!» Ей он сразу понравился. В парке сама его разыскала. Пригласила на лодке покататься... Витюха — он добрый, но последний год выпивать стал. Деньги ее не жалеет, свои не копит. С вечерней смены придет, разбудит... А потом раздражающе храпит. Она уж уснуть не может, все мысли, мысли... Молодой муж, чем его удержишь, если не деньгами?..