От шофера-гестаповца, которого Прохор оглушил стоявшей у сторожки лопатой, подпольщики узнали, что во второй машине находился начальник Вольфа, которого все называли господин Локкерт. Спасая свою шкуру, пленный гестаповец многое рассказал о «команде Локкерта» и о ее делах.
Получив эти сведения, советское командование решило покончить с осиным гнездом. Во время налета советской авиации на Волноваху штаб зондеркоманды, ее учебный центр и радиостанция были полностью уничтожены.
ОТВЕТНЫЙ УДАР
К концу 1941 года улучшились позиции особого отдела Юго-Западного фронта в тылу противника. Особенно в этом отличались работники подразделения, которым руководил капитан государственной безопасности Борис Всеволодович Дубровин. Поначалу даже в голове не укладывалось, как это в суматохе отступления можно было создать столь разветвленную и хорошо законспирированную сеть разведчиков.
Когда немецкие танковые соединения рвались к Белгороду, Степан Лукич Самойленко внешне никаких признаков беспокойства не проявлял.
У директора школы остался очень неприятный осадок после беседы с учителем немецкого языка. Немногословный Самойленко коротко сообщил ему, что, взвесив все «за» и «против», они с женой решили не эвакуироваться. Детям нужно учиться независимо от того, кто в данный момент будет находиться у власти, а они с супругой учителя и по профессии и по призванию.
Мало кто из соседей и сослуживцев знал, что Самойленко был уроженцем республики немцев Поволжья. Там он вырос, там изучил язык, а в институте лишь отшлифовал свои знания до совершенства.
Пришли немцы, город на некоторое время будто вымер. Один Самойленко не изменил своим привычкам. Утром он уложил тетради в потертый кожаный портфель и неторопливой походкой направился в школу.
В школу в то утро ему попасть не удалось — ее заняла под казарму проходящая эсэсовская часть. И Самойленко под улюлюканье эсэсовцев отправился домой.
Когда учителя вызвали в немецкую комендатуру и предложили сотрудничать с оккупационными властями, он слово в слово повторил гестаповскому офицеру то, что говорил несколько дней назад директору школы. Но штурмфюрер оказался человеком настойчивым.
— Мы дадим вам возможность делом доказать свою лояльность Германии. Мы назначим вас директором школы, где будете учить детей по нашим программам. И время от времени вы, возможно, будете выполнять обязанности переводчика у нас. Мне нравится ваше произношение и... ваша биография. Видимо, ваши заволжские друзья были действительно из очень хороших немецких семей. На сегодня все. Можете идти.
Примерно сутки спустя, ночью, радисты-абверовцы при штабе 29-го армейского корпуса перехватили загадочную радиограмму. «Дон, Дон, я — Хорол, Хорол. Ухожу на Запад по первому варианту. Дорога безопасная. Жду указаний».
А когда эта радиограмма оказалась на столе Б. В. Дубровина, он не смог скрыть радости. Самойленко начал вживаться в «новый порядок». Так на строго секретной карте, к которой в особом отделе имели доступ лишь немногие товарищи, появился еще один кружок...
Новое назначение и даже ночные вызовы в гестапо в качестве переводчика почти ничего не изменили в домашнем укладе супругов Самойленко. Лишь изредка супруги обменивались визитами с соседкой, одинокой пожилой женщиной, в прошлом тоже учительницей. Но ей это семейство стало в тягость, когда Самойленки буквально зачастили к ней на вечерние чаепития. Началось это после того, как у Клавдии Ивановны, так звали соседку, поселился артиллерийский офицер из штаба корпуса Конрад Гюнтер.
Он явно заслуживал пристального внимания Самойленко. Еще при первом знакомстве он выразил большое удовлетворение от того, что вновь оказался в педагогическом окружении. Он тоже учитель, преподаватель математики. На службу в вермахт призван уже после того, как Гитлер начал войну с Советским Союзом. Конрад на слове «Гитлер» сделал ударение, видимо, давая понять, что для него лично Гитлер и Германия далеко не одно и то же. Не мог Самойленко не обратить внимания и на другую важную деталь. Все без исключения немцы, с которыми ему до сих пор приходилось сталкиваться, о главе «третьего рейха» отзывались куда более почтительно. Если не великий фюрер Германии Адольф Гитлер, то уж по крайней мере «наш фюрер». А тут без всяких церемоний — Гитлер.
Отметив все это, Степан Лукич не мог не поддержать предложения Конрада «позабыть о грани, проведенной между ними войной, и поддерживать дружеские отношения, как это надлежит коллегам».