Наступила ночь, когда головные отряды вышли на берег и увидели опустевшее скифское стойбище. Это насторожило всех. Но страшнее всего было-то, что мост исчез. Где-то там, на противоположном правом берегу, горели костры, а здесь, на левом, черная ночь сползала в темную воду, и вытоптанный камыш подтверждал, что войско скифов только что ушло.
Когда Гобрий возвратился к Дарию, он застал среди придворных растерянность и страх. Все смотрели на Гобрия.
— Царь, вели глашатаю-египтянину, пусть попробует позвать греков.
И вскоре зычный голос раскатился над Истром и потонул в воде и мраке. Трижды кричал глашатай, и трижды после этого замирало все. Будто и не было на берегу многих тысяч людей.
Но вот из темноты вынырнул силуэт триеры, потом второй, и к Дарию уже спешит Гистией.
Царь первый ступил на корабль. На кратком совете решено немедленно, как только начнет светать, восстановить разобранную часть моста. Когда же наконец триера отчалила от левого берега, Барт, тряся своей козлиной бородой, закричал в темноту, в небо, в степь:
— Пусть будут прокляты скифы, это порождение Анкраманью! Пусть злые духи уничтожат их скот и пусть сгинет на веки их род!
Крик Барта сорвался и перешел в свистящий шепот:
— Я говорил, я говорил, что надо разрушить все капища иноверцев! Мы сделаем это по всей Персии, как только вернемся. Ты не откажешь мне в этом, о, царь! Лишь так мы сможем выполнять заповеди великого учителя Заратустры, и это принесет нам победу.
Дарий же, слушая захлебывающийся шепот Барта, вспомнил нелепый случай в Вавилоне после подавления восстания. Там, над воротами, была гробница прославленной жрицы. О сокровищах гробницы ходили слухи. Но самое удивительное, что гробницу никто не трогал, хотя стражи при ней не было. Только непонятная подпись: «Если кто-нибудь из вавилонских царей будет иметь нужду в деньгах, то пусть откроет гробницу и возьмет сколько пожелает. Но лучше не трогать ее вовсе».
Когда по приказу Дария открыли гробницу, то нашли скелет и подпись, которая гласила: «Если бы ты не был столь алчным, то не разорял бы чужих убежищ...»
Триеры, скрипя веслами, покидали враждебный берег. На одной из них курчавобородый Коэс нетерпеливо ходил по палубе, ожидая встречи с Дарием. Коэс торжествовал, что вышло по его. Мост таки пригодился. Как только триера уткнется носом в спасительный берег, он бросится к Дарию и напомнит царю о награде.
9Когда остатки моста и пожелтевшие плавни Истра исчезли за спинами сколотов, перед всадниками раскинулась широкая степь. Где-то в ней затерялись персы. Между Поратой и Понтом лежали земли на тысячу стадий, и персидские войска могли проскользнуть незамеченными.
Здравый смысл подсказывал, что персы должны были держаться ближе к Порате, где была свежая трава и много мелких притоков.
— Да, — сказал Иданфирс, — только неразумный человек может пойти прежней дорогой, где его скот все уже съел.
И лишь один Скопасис не разделял мнения остальных. Он предлагал растянуть войско на всем пространстве между Поратою и Тирасом, перекрыть персам все возможные пути. Но даже старейшина его племени Басадос был против этой затеи: нельзя распылять войско, в решающий момент оно должно быть под рукой Иданфирса, собранное в единый кулак. Иначе Дарий прорвет растянутую сколотскую линию.
И скифы круто повернули левее старой дороги.
Но проходит день, второй, а персов нет. На третьи сутки скифы поняли, что разминулись с Дарием. Повернули лошадей к Истру. Цари сколотов громко насмехались над глупостью Дария, повернувшего на старую, голодную дорогу. Но про себя удивлялись его дальновидности, несомненно, навеянной богами, и тревожились. А Скопасис всем видом напоминал о своем отвергнутом плане...
На Истре сколотов ожидали лишь табуны покинутых ослов и мулов. Мост колыхался на волнах, завязнув в плавнях, а дальний его конец, уже разобранный, расползался по течению. На противоположном берегу никаких признаков жизни.
— Где персы? — не веря своим глазам, вопрошал Басадос.
Иданфирс сжался, недобро взглянул на Скопасиса — ведь это он договаривался с греками. А тот ответил не менее злобным взглядом.
— Я сам видел, как греки разбирали мост... — растерянно молвил Басадос и запнулся.
Все молчали. Воины деловито сновали по берегу, надеясь чем-либо поживиться после персов и греков.