— Вам нехорошо? Вы чей дедушка?
Мужчина быстро глянул на свои часы и шагнул к Петру Федоровичу.
— Проводить вас? Где вы живете?
— Тут, рядом. Спасибо, дойду потихоньку, мне уже лучше.
11
Главврач перечитал заявление еще раз. Пожал плечами.
— На что вам неделя отпуска без содержания, Петр Федорович? Вы ж и так на больничном.
— Мне нужно съездить в Захарьевку. Если я способен ехать куда-то по личным делам, значит, уже не больной. А с больничного прошу выписать.
— Вот уж это не наше с вами дело, пусть решает лечащий врач. И потом, зачем вам в Захарьевку? Петр Федорович, я решительно против. Не в таком вы состоянии, чтоб отпустить вас трястись в автобусе по жаре два с лишним часа. Нет-нет.
— Не в автобусе. В машине поеду. Ельников, директор завода, прислал.
— Ельников? Вот как! А позвольте спросить, какие у вас личные дела в Захарьевке? Впрочем, если не хотите говорить, то...
Петр Федорович вынул чистый, аккуратно свернутый платок, расправил, вытер потный лоб, сложил опять, сунул в карман. Главврач смотрел то на него, то в окно: у больничного подъезда действительно стояла коричневая «Волга», и шофер драил тряпочкой ветровое стекло. Вот же беспокойный человек этот доктор Алексеев — едва поднялся, и опять у него хлопоты, личные дела, которые, конечно же, для других направлены...
— Вам скажу. Только, пока дело не завершено, не разглашайте, ладно? Дело в том, что в Захарьевке детский дом...
— Да вы с ума сошли! Простите... Но как же вы станете воспитывать?..
— Как и сына воспитывал.
— Я не в том смысле. Нет никакого сомнения, что вы воспитаете настоящего человека, во всех отношениях настоящего. Но не сейчас же, когда сами...
— А когда же? У меня времени впереди не так много, как хотелось бы. Будет сын — будет и здоровью смысл, ноги сами забегают. Пожалуйста, не отговаривайте. Мне так нужно.
— Не отговариваю... Черт возьми! Простите... Ах, знаю, не первый год с вами работаю: вы надумали, так о чем теперь и толковать. Но заявление ваше не подпишу, больничный не закрою. Езжайте так, удивительный вы человек. Да не поехать ли с вами из женщин кому-нибудь? Старшая сестра, из терапии, Марта Андреевна, она многодетная, разбирается. Сами разберетесь? Хорошо, хорошо, не настаиваю. Ах, черт возьми, надо же! Простите... Ну, с богом, как раньше говорилось.
ЭЛЬЧИН
Волк нападает сзади
ПРОЛОГ
На улице послышались тихие приглушенные шаги. Мужчина в черном пальто с поднятым воротником шел вдоль домов, натянув на самые глаза шляпу.
Мокрый снег валил не переставая, но единственный ночной прохожий не обращал на него никакого внимания. Ветер иногда швырял ему снег прямо в лицо, а он продолжал шагать так же медленно, не поднимая глаз, и капли воды стекали с его лица.
Затем он пошатнулся и, не вынимая рук из карманов, распластался лицом в тротуар.
В спине его, слева, поверх пальто, сверкнула большая рукоятка ножа, будто осветив на мгновение темную ночь.
Кровь, хлынувшая из-под рукоятки, смешиваясь с водой, потекла по тротуару.
1
Деревья, кусты, вся земля в снегу, небо тоже белое, и в белизне заполнившего все кругом снега была трогательная чистота.
Вот послышались чьи-то робкие шаги. Затем из лесу вышла косуля. Она остановилась на прогалине, на мгновение насторожив уши и осматриваясь по сторонам Изо рта и ноздрей ее шел пар. Утопая ногами в снегу, косуля прошла несколько шагов вперед и, снова навострив уши, огляделась.
Хруст снега, раздававшийся из-под ног косули, отчетливо звучал в нависшем над пространством беззвучье, и, когда он умолк, снова всюду воцарилось молчание, будто всегда так было и будет, природа останется столь же чистой, и на всей земле только скрип снега под ногами косули вдруг да нарушит заповедную тишину.
И тут издалека послышался шум идущего поезда. Подняв голову, косуля взглянула на дым далекого паровоза. Дым, бросая на распростертую кругом белизну черные пятна, продвигался вперед. Косуля вновь опустила голову, похоже, ни шум паровоза, ни его вид не пугали ее.
Поезд прошел с неслыханной в здешних местах скоростью, и паровоз, будто мстя утвердившейся тишине, издал резкий гудок. Неожиданный звук привел все вокруг в смятение. Косуля вздрогнула от отвращения, рванулась и, проваливаясь ногами в снег, скрылась в лесу.
— Джейран!.. Джейран!..
Оторвав от окна хорошенькую головку с белыми, чуть ли не больше ее самой бантами, девочка изумленно посмотрела на мать широко открытыми, обрадованными негаданным видением глазами:
— Джейран был, э, мама, джейран был! Такой красивый был! Постоял, затем убежал...
Мать сказала, не отвлекаясь от раскрытого журнала:
— Хорошо, хорошо...
Девочка догадалась, что мать ей не верит, и от обиды у нее задрожали губы.
— Не веришь? — воскликнула она. — Честно говорю...
Мать, на этот раз приподняв глаза от журнала, повторила:
— Хорошо! — и снова скользнула взглядом в журнал.
У девочки тут же испортилось настроение, радость ее померкла.
В мягком купе ехало четыре человека — маленькая девочка с матерью, пожилой мужчина, развернувший газету, и сидящий напротив него молодой человек.
Молодой человек спросил:
— Джейран дрожал от холода?
Девочка посмотрела на него и поняла, что этот молодой дядя ей верит, верит, что она только что видела настоящего джейрана.
— Изо рта, и из носа шел пар, — сказала она.
Молодой человек улыбнулся. Улыбка у него была удивительная: тонкие губы расходились, показывая ослепительно белые зубы, а в глазах светилось, что-то чистое, и в чистоте этой чувствовалось нечто близкое и родное,
Мать девочки опять оторвалась от журнала и сначала оглядела добродушного молодого человека, а затем дочку, и, покачав головой — есть же еще простаки в мире! — отвернулась.
Девочка снова загрустила и, отойдя от окна, села напротив матери.
Паровоз настырно тащил за собой состав, пробиваясь сквозь засыпавший рельсы снег.
Девочка сказала:
— Сыграем в шашки, мама?
Мать, насупившись, склонялась над журналом и молчала.
— В Эфиопии двести тысяч человек умерли с голоду. Вот тебе и жизнь! — заметил читающий газету человек.
Девочка протянула руку, вытащила из маминой сумки карты и, надеясь пробудить внимание матери, сказала:
— Тогда давай сыграем в «дурака»...
Мать не отвечала.
Молодой человек взял из рук девочки колоду карт, предложил:
— Клади свою карту куда хочешь и сама перемешай.
Девочка серьезно и быстро перемешала карты и протянула их молодому дяде.
Молодой человек принял у нее колоду, поднес ее к глазам и долго рассматривал. Наконец вытащил одну карту и показал девочке.
— Эта?
Девочка широко распахнула глаза.
— Да! А как это у вас получилось? — и, не дожидаясь ответа, обескураженно подтолкнула мать: — Ты видела, мама?
Мать, откинувшись от журнала, с улыбкой посмотрела на молодого человека.
— Сколько же времени в Италии продолжается правительственный кризис! — Это опять высказался пожилой мужчина. Свернув газету, он равнодушно глянул на молодого человека.
Тот, пересчитывая карты, сказал:
— Одной не хватает... Ты?
Девочка искренне воскликнула:
— Нет. Все там...
— А это что? — Молодой человек протянул руку к надетому на девочку шерстяному жакету и вытянул из промежутка между пуговицами одну карту, потом прикоснулся рукой к черным волосам девочки и достал оттуда еще одну. — И эта здесь, оказывается, была.
Девочка восхищенно взглянула на мать и в полном восторге от сказочной таинственности мира взмолилась:
— Еще покажите, еще!..