— В такую погоду лучше всего не иметь никаких забот, сидеть себе у печки, а возле себя разложить груду книг! В нашем доме для приезжих печь тоже хорошо греет.
— Далеко он отсюда?
— Нет, дорогой. Наш городок очень маленький, здесь все одно, что далеко, что близко! Садовник дома для приезжих, дядя Фаттах, работает сторожем книжного магазина, того, что поблизости.
Они стояли друг против друга. Пожалуй, на всей земле не найти было б двух людей, столь сильно внешне отличающихся один от другого, как следователь по особо важным делам Гюндюз Керимбейли и прокурор Дадашлы. Один — чудовищно толстый, с поредевшими волосами, выглядел гораздо старше своих пятидесяти пяти лет, хотя одет был со вкусом: черный благопристойный костюм, черные туфли, белоснежная рубашка, модный цветастый галстук. Другой — среднего роста, стройный и худощавый, в шерстяном джемпере грубой вязки и в джинсах, казался совсем еще молодым юношей. Вряд ли кто-нибудь признал бы в нем следователя по особо важным делам при прокуроре Азербайджанской ССР, советника юстиции и, как говорил прокурор Дадашлы, к тому же Гюндюза Керимбейли. Из десяти девять решили бы, что он футболист.
4
Гюндюз Керимбейли и прокурор Дадашлы вышли из здания прокуратуры вместе. Дадашлы, нахмурившись из-за ненастной погоды, нахлобучил шляпу на лоб, затем, посмотрев в сторону книжного магазина, громко поздоровался:
— Добрый вечер, дядя Фаттах!
Сторож с противоположной стороны улицы отвечал:
— Добрый вечер!
— Не хочешь перейти к нам?
Дядя Фаттах, поднявшись с топчана, застегнул пуговицы телогрейки, пересек улицу и, подойдя к ним, снова сказал:
— Добрый вечер.
Как и Гюндюз, прокурор Дадашлы тоже во второй раз поздоровался со сторожем и, наверное, чтоб не задерживаться в такую погоду долго на улице, сразу перешел к делу:
— К нам из Баку гость приехал, дядя Фаттах, остановится в доме для приезжих.
Дядя Фаттах посмотрел на советника.
— Очень хорошо сделает! С удовольствием, рады будем встретить. Место для него найдется.
Дадашлы обратился к Гюндюзу Керимбейли:
— Слушать дядю Фаттаха — все равно, что еще один университет окончить. К тому же он в нашей гостинице и садовник и администратор. Одним словом, всем этим домом распоряжается он. Да еще и сам там живет вместе с семьей.
Седовласый, седобородый сторож, видимо, понравился и следователю по особо важным делам.
Заметив это, прокурор Дадашлы сказал дяде Фаттаху:
— Проводи-ка гостя прямо сейчас, пусть отдохнет немного. Дел у него много. А за книги не бойся, ничего с ними не станет, сразу же и вернешься.
Дядя Фаттах, попыхивая трубкой, улыбнулся.
— Трус умирает по сотне раз в день, а мужественный человек только раз в жизни. Чего мне бояться?
Эти слова дяди Фаттаха понравились прокурору Дадашлы. Засмеявшись, он сказал:
— Видели, каков наш дядя Фаттах? Пожалуйста, в машину.
Гюндюз Керимбейли покачал головой:
— Я лучше пройдусь пешком.
— Вот в этом мы никогда не сойдемся. Я ходить пешком не люблю. Ладно, идите отдыхайте. Завтра с утра и мои сотрудники, и милиция в вашем распоряжении. Все, что у нас есть!.. Знаю, вы не любите, когда много людей, но все, что потребуется, предоставим.
Пожимая руку Дадашлы, Гюндюз спросил:
— Об этом тоже говорят на юридическом?
Прокурор Дадашлы подхватил:
— Так точно!
Попрощавшись, они разошлись.
Гюндюз Керимбейли с дядей Фаттахом зашагали по тротуару, а прокурор Дадашлы направился к дожидавшемуся его с утра «газику», как вдруг, вспомнив что-то очень важное, повернулся назад и крикнул вдогонку Гюндюзу:
— Чуть не забыл сказать вам! Страшно подумать!
Гюндюз Керимбейли остановился и повернулся к прокурору Дадашлы.
— Я обнаружил отличную рукопись Шейха Махмуда Шабустари [5], очень редкая вещь, не позднее XVI века! Покажу вам, когда мы пороемся в моей библиотеке, — сказал прокурор Дадашлы.
Улыбку Гюндюза прокурор Дадашлы, наверное, расценил как выражение явного удовольствия.
Гюндюз благодарно наклонил голову:
— Непременно пороемся.
С удивительным для своих ста тридцати килограммов проворством прокурор Дадашлы забрался в ГАЗ-69 и, когда машина проезжала мимо Гюндюза, помахал ему рукой.
Дядя Фаттах шагал несколько впереди, глубоко затягиваясь трубкой, бережно укрываемой им в ладони, Гюндюз Керимбейли, едва выйдя из теплой комнаты, подняв воротник пальто, шел рядом с дядей Фаттахом и, чтобы не угодить в лужу, не отрывал глаз от земли.
Дядя Фаттах, не вынимая трубки изо рта, показал головой на что-то впереди:
— Вот, смотри, здесь.
Гюндюз удивленно взглянул на дядю Фаттаха. Дядя Фаттах пояснил, невозмутимо дымя трубкой:
— Эх, сынок, наш райцентр — маленький райцентр. И еще говорят, шила в мешке не утаишь. Совсем спокойный город, а теперь в самое что ни на есть тихое время года и вдруг такая история... Я об убийстве деда учителя говорю.
Гюндюз Керимбейли, дойдя до места, указанного дядей Фаттахом, остановился и, прищурившись, огляделся вокруг.
Обычная улица обычного районного городка. Вдоль улицы вытянулись заборы, прикрывающие дворы одноэтажных и двухэтажных домов. Через каждые пятнадцать-двадцать шагов попадались разноцветные ворота, с трудом различимые в надвигающейся темноте.
Гюндюз Керимбейли сильнее закашлялся и еще плотнее вжался в свое пальто.
— Идем, сынок, идем, — сказал дядя Фаттах. — Ты, кажется, успел уже простудиться.
Как бы не расслышав его слов, следователь по особо важным делам указал на забор, прислонившийся вплотную к тротуару, на котором резко выделялись ворота, и спросил:
— Чей это дом?
Дядя Фаттах сначала пригляделся к воротам, будто и сам был в здешних местах пришельцем, а затем сказал:
— Этот?.. Это двор женщины Фатьмы.
— А кто она, женщина Фатьма?
Губы дяди Фаттаха, посасывающие трубку, улыбнулись.
— Кем она может быть? Сплетница.
Гюндюз Керимбейли тоже не мог не улыбнуться.
— С кем же она живет здесь?
— Сын есть у нее, шофер. С ним...
— А как его зовут?
— Джеби.
Гюндюз Керимбейли хотел еще что-то спросить, но кашель чуть не согнул его, и дядя Фаттах откровенно забеспокоился.
— Сильно ты простудился, — сказал он. — Давай-ка пойдем лучше. Аллах милостив, может, завтра погода исправится. Идем-идем, отдохнешь хоть немного.
Гюндюз Керимбейли наконец-то откашлялся и сказал:
— Один человек плакался, что он весь в долгах. Ему говорят, не переживай, аллах милостив. А тот возражает, в том-то все и дело, что и всю причитающуюся мне милость я уже задолжал.
Гюндюз Керимбейли улыбнулся и снова закашлялся. Взяв его под руку, дядя Фаттах произнес:
— Пошли! Если уж суждено оплачивать долги милостью, так пусть этот долг подождет до завтра.
Следователь по особо важным делам согласился:
— Пошли. Но только еще не к вам, дядя Фаттах, а в дом, где живет Фазиль Гемерлинский. А потом уже к вам.
Дядя Фаттах посмотрел на своего продрогшего гостя и огорченно возразил:
— Нет, товарищ, это не дело. Этот дом находится на одном конце города, а дом для приезжих — совсем в другой стороне!
— Замерзнуть боишься, дядя Фаттах?
Рассердившись, дядя Фаттах вынул изо рта трубку:
— Погоды я не боюсь, товарищ! Я за тебя боюсь, за тебя! И молодость тогда не выручит. Из одного климата совсем в другой попал. Тебя-то, наверное, тоже кто-нибудь ждет в Баку?
Следователь по особо важным делам поежился.
— Вот это ты прямо в точку попал, дядя Фаттах. Ох как я тороплюсь в Баку! Знаешь почему? У дочки моей день рождения через три дня...
Дядя Фаттах уже успокоился.
— Пусть растет большой и красивой! Наверное, дитя еще...
— Спасибо, десять лет исполнится. А десять лет, сам знаешь, дядя Фаттах, это юбилей. Ну, пошли?
— В дом для приезжих?