Шофер попался молчаливый. Она была рада, что не придется разговаривать. Он вел машину осторожно, медленно, и она решила, что будут ехать не меньше трех часов. На какое-то мгновение она снова пожалела, что отправилась в путь. Однако теперь уже ничего нельзя было изменить.
На центральной усадьбе колхоза «Дружба» старик с внучонком сошли. Старик полез под халат за деньгами, но она сказала, что рассчитается за них.
— Спасибо, дочка, — он поклонился.
Уже стемнело. Водитель включил фары. Несильный полусвет мягко лег на гудрон. Показалось, что машина пошла быстрее.
Вскоре остались позади хлопковые поля. От самого Садбарга они доверчиво прижимались к дороге. Теперь их сменили горы.
Ей стало тревожно. Она повернулась к шоферу. В полумраке показалось, что у него скошено лицо. И вновь она различила очки. Почему он их не снимает? Ей захотелось услышать его голос.
— Мы скоро приедем?
— Иншалла, — ответил он.
«Если бог пожелает...»
Когда это говорил дед, ей становилось весело.
Из-за поворота вырвался бензовоз. Грузовик резко вильнул. Ее ослепило, швырнуло на водителя. И снова они остались вдвоем.
Холмы стали круче. В мертвенно-желтом свете фар ей почудилось, что они дышат.
Прямо в расщелине вспыхнул светильник. Она понимала, что никакой это не светильник, а звездочка. Но почему-то убеждала себя, что светильник.
— Скоро приедем?
— Иншалла! — повторил он.
Что-то зловещее показалось ей в его голосе, и всю ее охватила холодная волна страха.
Они въехали в горы. Темнота сгустилась. Застрявшее между скалами небо походило на страшный зев зверя. В мерцании звезд ей померещилось что-то вроде собаки Баскервилей.
«Остановите машину!»
Он не мог это услышать. Она только подумала, что просит остановиться. Сойти было еще страшнее.
Неожиданно грузовик свернул с шоссе и, накренившись, покатил вниз. Шофер объяснил, что должен совершить вечерний намаз.
Машина стояла в глухом ущелье с выключенными фарами. Водитель постелил на землю молитвенный коврик и встал на колени.
— О великий аллах, помилуй нас, грешных, укрепи веру...
Она сидела в кабине не шевелясь. Одну за другой он читал суры корана. Прошла целая вечность, прежде чем он произнес аминь.
— Теперь ты молись.
— Я не верю в бога.
— Молись! — повторил он с угрозой.
А может быть, это сон? Самый страшный из всех снов, какие она только видела...
Вздрогнула от прикосновения чужих, грубых пальцев. Нет, это был не сон. Одна в безучастной, холодной тьме.
Он стал вытаскивать ее из кабины. Она вцепилась в рулевое управление. Он зажал ей рот и отпустил уже полузадохнувшуюся, обессиленную.
Он не торопился ехать. Достал из-под сиденья бутылку пива, сорвал пробку зубами.
— Пей! — протянул ей бутылку.
Она оставалась безучастной. Он стал разжимать ей зубы.
— Да гласит четвертая сура корана: «Тех, кто опасны по своему упрямству, вразумляйте». — Достал нож. — Я пущу тебе кровь и выпью из этой бутылки!
Глоток пива привел ее в чувство.
— Меня будут искать!
— Дура, — сказал он. — Я так запрячу...
— Но старик запомнил твою машину!
— Ему-то какое дело?
— Он мой родной дед! — Она отчаянно ухватилась за свою выдумку.
— Врешь! — злобно произнес он.
— Ты можешь это легко проверить. Колхоз «Дружба». Саидходжа. — Назвала имя своего деда. — Его все знают.
— Врешь! — Он приставил нож к венам ее руки. Острое лезвие царапнуло кожу. Еще мгновение — и все будет кончено.
— А если не дед, — сказала она, плохо следя за своими мыслями, — так козленок-то уж обязательно запомнил!
— Сын, что ли?
— Сын! — опять отчаянно подхватила она. — Ну, конечно, сын!
Как знать, может быть, это ее и спасло.
Потом провал в памяти. Очнулась на мосту. Она не знает, как добралась сюда и сколько прошло времени. Еще пылали звезды, но теперь они были ей безразличны. Она шла по мосту. Грузовик с погашенными фарами, будто конвоируя, прижимал ее к самой кромке.
Возможно, она даже не понимала, что мост без перил и один шаг отделял ее от гибели. Она просто шла. Когда мост остался позади, свернула к стремительному горному потоку.
Она не помнит, сколько просидела на берегу. Куда делась сумка. Паспорт и командировочное удостоверение оказались при ней. В паспорте лежало пять рублей.
Глава 9
ПОСЛЕДНЯЯ УЛИКА
На другой день Колчин вновь встретился с Замоновой.
— Я вспомнила, — сказала она. — Нож у него был большой и кривой. — Оголила руку. — Видите?
Он ничего не видел.
— Да вот же! — настаивала она. Но в том месте, на которое она показывала, была гладкая кожа. Вероятно, она на всю жизнь запомнила прикосновение ножа. Но он лишь чуть задел кожу, и царапина давно исчезла.
— В гостинице на стене моего номера должны быть цифры, — сказала она. — С борта грузовика. То ли две первые, то ли последние. Врезались в мозг. Я нацарапала их шпильками от волос.
Он весь напрягся:
— Где?
— Под батареей водяного отопления.
Из донесения старшего лейтенанта Негматова:
«Шофер машины 34-52 Мирзоалиев Исрафил. 28 февраля выдан путевой лист № 155. Время выезда из гаража 7 часов 20 минут. Время возвращения — 22 часа.
Загрузился в складе сельпо согласно счета-фактуры разными товарами, в том числе сумками молодежными с двумя отделениями, на длинном ремне, с застежками из желтого и белого металла. Пункты назначения: Зангор, Садбарг, Матча.
Совершает намаз».
Установить, в каком номере остановилась Замонова, помогла дежурная по гостинице.
В присутствии понятых работники милиции вошли в небольшой чистый номер. Слева деревянная кровать. Справа шкаф и столик с графином. А вот и батарея.
— Что под ней? — нетерпеливо спросил Дианинов.
— Сейчас, товарищ полковник. Вот они, цифры 52.
С какой силищей, однако, врезала она их в кирпич!
Эксперт защелкал фотоаппаратом.
...Девочку звали Зебо [16]. Она и в самом деле была красивой. Но с некоторых пор ей стали внушать, что она дурнушка и никогда не выйдет замуж. В тринадцать лет это мало печалит. Она училась в шестом классе и вовсе не думала о замужестве.
После смерти родителей она жила у брата Исрафила. Жена у него рожала девочек. Он все грозился ее прогнать. Зебо жалела ее, старалась помогать по хозяйству и в ответ получала скупую ласку. А брата она боялась: нрава он был крутого.
Потом стала захаживать сваха. Вот тогда и стали внушать девочке, что она дурнушка. А потом вдруг объявили, что добрый человек хочет взять ее в жены.
— Иди, — уговаривала сваха, — попадешь в рай.
Брат тоже настаивал:
— Третьей жене пророка Мухаммеда было девять лет.
Так ее увезли в другой кишлак, будто бы к родственникам. Не выдержала эту пытку Зебо, сбежала к брату. Но он получил калым и вернул ее в ненавистный дом, избив до полусмерти. За это отбывал наказание в колонии усиленного режима Исрафил Мирзоалиев.
Судили его вместе с незадачливым «мужем» — бывшим хатибом, муллой соборной мечети, и срок они отбывали вместе. Но хатиб на третьем году скончался. Стар был и слаб. Сбежал из лазарета и прямо на тюремном дворе отдал богу душу. Однако успел за два с лишним года, что провел на одних нарах с Мирзоалиевым, внушить ему волю аллаха: мстить за свою неудавшуюся жизнь.
Мирзоалиев остался один. Копил злобу.
Хозяином в доме Мирзоалиева после его ареста стал свояк — председатель Коргарского сельпо Ульфатов. Это не без его участия совершилась сделка с муллой. Тогда он изрядно передрожал. Но сообщники его не выдали. Когда Мирзоалиев отбыл срок, Ульфатов устроил его шофером в сельпо.
А Мирзоалиев все копил и копил злобу. Однажды он пытался излить ее на человеке. Но тот оказался сильнее его, и домой Мирзоалиев вернулся избитый. Всю ночь он ворочался и стонал. Думал, как теперь быть. Забылся под утро. Ему приснился хатиб: «Женщину бей топором... топором... топором!»