Вспоминая беседу с напарницей, она думала, что одевается лучше ее. А если все пойдет хорошо, то осенью еще шубу купит самую дорогую, может, из норки; хотелось бы и Витюхе машину подарить. Дача ей ни к чему, на даче некогда работать, а вот если бы у Витюхи была машина! Эх, совсем бы стал ручным, пить бы бросил.
Она понимала, что много волнений у нее от частых проверок кафе. Придут, делают вид, что простые покупатели, а потом — контрольная! И давай пересчитывать, перемеривать. А эти последние хороши! Принесли спиртомер, крепость проверяли... Пищал занудистый старикашка: «Букет не тот! Запах! Запах не тот!» — «Какой коньяк поступает с винозавода, таким и торгуем!»
...Вечером Ольга и Клава разошлись из кафе в разные стороны.
...А потом наступило новое утро, она опять шла на работу. Однажды она даже не поняла, что ее окликают. Вздрогнула и ускорила шаги.
— Извините, — повторил человек, появившийся из боковой аллеи, и она почувствовала, как до ее руки дотронулись. Она оглянулась и увидела перед собой милиционера.
«Все!» — пронеслось в голове. Деревья, люди, цветы, сумка, милиционер смешались в одну цветную карусель. «Господи! Хорошо хоть деньги отнесла!» А милиционер что-то говорил, приложив руку к козырьку. Слов не слышала — кровь толчками била в виски, шумела в ушах. Руками она судорожно прижала сумку к груди. Невольная дрожь пробежала по телу, она остановилась полная смутного надвигающегося ужаса. Сколько раз представляла, как ее задержат, как арестуют, как поведут по улице. Позору-то, позору!.. Хотела бежать — ноги не слушались.
— Постовой я, сержант Зимин, — как сквозь сон донеслись до нее слова. — Мы с ног сбились. В отделение пришла гражданочка, заявила о пропаже сумочки, а в ней документы и билет до Харькова, сумка на вашу похожа. Мне поручили поспрашивать людей, может, кто подобрал...
«Что он говорит, какая гражданочка, какая сумка?» И тут она поняла, что милиционер остановил ее случайно, просто сумка похожа. «Леший тебя побери вместе с женщиной-растяпой!» Она хотела проглотить застрявший в горле комок, но слюны не было.
— Моя это сумка. Никаких билетов в ней нет, — произнесла она чужим голосом. Страх прошел, уступив место ярости, страшной и непрощающей. Ходят тут всякие, сумки теряют, людей останавливают! Своими бы руками!..
— Извините, сумочка внутри подписана. Прошу вас пройти на минуту в отделение, это здесь рядом, посмотрим и отпустим.
«Только не туда, там в беду попадешь!» Она сделала болезненное лицо и пронзительно закричала:
— Никаких подписей в моей сумке нет! — Своей злобы она не скрывала. — Смотри, в сумке никаких билетов нет. Больная я, грелка вот. На работе ставлю! — В сумке лежала наполненная спиртом резиновая медицинская грелка.
И вдруг ей стало жалко себя. Все ее обижают, придираются, осуждают. Слезы выступили на ее глазах.
— Не пойду в отделение! — презрительно крикнула она, резко повернулась и быстро пошла дальше.
— Извините, пожалуйста, — сказал вслед постовой.
Она почти бегом припустила к дому со стеклянными стенами. Подбежала к двери. Вот замок, вот дверная ручка. Сорвала нитку с пломбой. Дрожащими руками кое-как вставила ключ в замочную скважину, заскочила в помещение, захлопнув крепко за собой дверь. «Ух!» Тяжело опустилась на стул. Провела рукой под кофточкой — пот от страха и волнения. Страшное осталось позади, там, на улице, но успокоиться она долго не могла... Заболела голова. «Чтобы все сгорело, прахом пошло!» Опять появились слезы. Не включая свет, подошла к умывальнику, вздрагивающими пальцами нащупала кран, подставила лицо под холодную струю. Стало лучше. «Как человеку мало нужно!»
Принесенную грелку тщательно спрятала между коробками из-под конфет. Стала понемногу приходить в себя, успокаиваться. «Что зря нервничаю? Все так просто, пронесла, а теперь денежки. Мои денежки, кровные! С умом работать — можно большую копейку иметь. Сейчас отдохну и еще раз схожу».
Она понимала, что зашла далеко, но сил прекратить это у нее не было. Легкость, с которой к ней приходили деньги, не давала сил остановиться. Теперь, когда по каким-либо причинам она не разбавляла коньяк и он продавался цельным, ей казалось, что она чужим, неизвестным ей людям безвозвратно отдает свои собственные деньги. «Не все ли равно, что пить этим людям. Крепость одна и та же!» И она стала собираться, чтобы сходить до начала работы еще раз. Она приносила в грелке «Старку», а уносила коньяк, который отдавала знакомой буфетчице в ресторан.
Приказ полковника Струмилина В. Н., объявленный на совещании сотрудников отдела БХСС:
«...Всем сотрудникам отдела 20 и 21 августа работать по специальному плану, составленному лейтенантом милиции Андреевым. Каждый сотрудник получит от Андреева конкретное задание, которое обязан исполнить в срок. Если во время выполнения задания сотрудник получит новые данные, выходящие за пределы его компетенции, он обязан немедленно доложить о фактах Андрееву или мне лично. При выполнении задания строго соблюдать социалистическую законность...»
— Товарищ полковник, операция «Коньяк» подходит к концу. Вчера в буфете купили нераспечатанную бутылку коньяка. По заключению эксперта, пробка на бутылке после заводской укупорки открывалась, а потом вновь поставлена на место... Результаты химического анализа те же... Коньяк разбавляется водкой «Старка». Сегодня утром установили: приносят «Старку» в медицинских резиновых грелках, которые помещаются в дамскую сумочку... В грелку входит три бутылки «Старки», что на двадцать рублей. Наши ребята, покупая коньяк, замечали номера купюр. Этих денег в Госбанке не оказалось... «Старку» покупают в магазине недалеко от дома, пустые бутылки сдают в приемный пункт... На бутылке обнаружены отпечатки пальцев. Со склада коньяк поступает в торговые точки качественным. Осталось самое простое — взять виновников с поличным.
Андреев повесил трубку телефона-автомата, глубоко вздохнул и повернулся к инспектору Панченко:
— Полковник дал «добро», приказал начинать с буфета. Санкций на производство обысков прокурором даны... Направляй дружинников в буфет.
Оба инспектора быстро пошли к главному входу парка.
В прокуренном зале буфета самые шумные и разговорчивые посетители сидели за столиками по углам. К буфетчице Шустовой подошел высокий мужчина.
— Лелечка, сто грамм с прицепом, — заказал он, положив перед ней три рубля.
— А прицеп какой?
— Как всегда, конфета,«Мишка».
— Пожалуйста, — защелкала костяшками счет буфетчица. — С вас...
— Закупка контрольная, — тихо произнес покупатель, передавая стакан с налитым коньяком рядом стоящему мужчине.
Шустова вздрогнула, на мгновение застыла, потом лицо ее стало наливаться кумачом возмущения. «Нет, обсчета она не допустила, налив правильный!» — мелькнуло в голове. Теперь, как учила Клава, в наступление. Первое — задержать очередь, не отпускать. Из очереди всегда найдутся заступники. Нашли кого проверять! Им лишь бы перемеривать да пересчитывать! Все, больше она отпускать не будет, завтра подаст заявление об увольнении. Хватит! Сейчас она уйдет от стойки. Она знала, что может заголосить, ругать себя, что согласилась пойти буфетчицей, пусть попробуют другие поработать среди такой публики! А проверяющие будут отбрехиваться от очереди. Неужели Клавка что-нибудь делает не так? Ее надо предупредить! И тут она увидела, как из-за ближайших столиков вышло несколько молодых мужчин. Одни забежали к ней за стойку, другие направились в подсобное помещение. Там — Клава!
Лелька поняла, что на этот раз что-то случилось серьезное. Проверяющие действовали быстро и обдуманно. Во рту пересохло, перестали слушаться руки и ноги, страх парализовывал. К ней обращались с какими-то словами, что-то спрашивали, показывали... Она медленно опустилась на подставленный кем-то стул. А из подсобного помещения слышалось: