Шагаю вперед, заслоняю Светлану, говорю:
— Товарищ Гатаев прислал меня. Давайте решать ваши проблемы со мной.
Он улавливает скептические нотки и неожиданно подмигивает:
— Пенсионер, да? Склочник?.. Юноша! Мне шестьдесят три, но я по-прежнему режу людей. И говорят — неплохо получается. На пенсию, во всяком случае, не отпускают… Не пугайтесь, дама. Не хватайте кавалера за пиджак. Помнете… Я хирург.
Старикан — язва! Про пиджак — точно. После мордобоя с Цеппелином пиджак, конечно, не того…
Но лучше язва, чем зануда… Ивяшин переходит к делу и рассказывает. Собственно, пересказывает свое письмо. А я думаю, что Гатаев, значит, был в тот вечер в «Нептуне». Там его и мог увидеть Садиев…
А Ивяшин рассказывает:
— У нас была сложная операция. Шесть раз — клиническая смерть. Мальчонка лет двенадцати. Химик, опыты производил на кухне… Словом, вытащили мы его оттуда. Но тревога осталась. Знаете, шок… Все еще могло быть. А устали. Вспомнили, что даже перекусить не удалось. Все закрыто. И мы с Зиновьевым — это мой ассистент — решили в ресторан. Просто поесть. Да-а… Сели прямо у оркестра. Там шумно было, но нам все равно… Поели… Кухня, знаете, неплохая у них… Снова официант подошел — относительно молод, худ чрезвычайно, бледноват, мешки под глазами. Почки, вероятно… А у нас в глазах туман. Не от спиртного — просто реакция наступила. От усталости после операции. Официант на наших глазах ставит на стол пустую бутылку и записывает в счет. Мы, знаете, указали ему. Но он сказал, что у него все записано. Разговор тогда пошел на повышенных тонах. Он пригрозил милицией, пьяный дебош — ни больше ни меньше. Скандал налицо. Шантаж, знаете…
— И вы заплатили? — уточняет Светлана.
— Милая моя! А что нам оставалось делать?! Доказывать милиции, что мы заслуженные врачи?! Что у нас была операция?! Что мы трезвы?! Вы считаете — они стали бы разбираться?!. Конец месяца, знаете, у них там свой план. Забрали бы!
— Ну спасибо! — не выдерживаю я.
— Э-э-э… что?
— Я слышал, одному больному у вас в больнице недавно во время операции зашили ножницы… — Искоса смотрю на Светлану, замолкаю.
Евгений Петрович Ивяшин веселится:
— Юноша! Вы верите слухам?!
— А вы?..
— Хм!.. Короче говоря, на следующий день мы с Зиновьевым снова пришли. Вы поймите, не денег жалко. Хотя они тоже не растут на деревьях. Но почему всех считать и выставлять дурнями?.. Знаете, нам сказали, что сегодня Артур Александрович Король не работает. А вообще он один из лучших работников — точен, вежлив, никаких нареканий. Знаете, нам сказали, что мы, вероятно, сами ошиблись… и чуть не добавили «спьяну»… Вот так. И я написал в редакцию. Ваш коллега созвонился со мной днем двадцать шестого. Ему очень понравилось: Король Артур! Это, знаете ли, не часто… А вечером он должен был в «Нептуне» знакомиться с Королем. И двадцать седьмого снова мне позвонить. Должно было весьма изящно получиться…
Я думаю, что получилось действительно изящно. И тогда у меня все концы увязываются. Значит, Гатаев приходит в «Нептун» на «провокацию». Там его видит Садиев, принимает для храбрости внутрь. И еще принимает. И еще. А Гатаева уже нет. Тогда Садиев ему звонит. И дальше продолжает принимать внутрь вместе с «жэнщин с белий волос». И так до состояния маловменяемого… Я невольно хрюкаю в ладонь, представив, что Король мог с пьяным Садиевым провернуть ту же махинацию с пустой бутылкой. Хотя вряд ли. Если Король в этот же вечер поймался, если его поймал Гатаев на бутылочном фокусе… А вот мы проверим!
— Хорошо! Евгений Петрович, вы Гатаева инструктировали перед «Нептуном»?.. А теперь проинструктируйте меня.
— И меня! — заявляет Светлана.
— А вы при чем?
— А вы при чем?
Ивяшин разглядывает нас, конкурентов, и удивляется бровями:
— Вы в таком виде собрались в ресторан. Пиджак, знаете… Или так модно теперь? Некая небрежность…
— Я поглажу, я быстренько! — оживает Светлана. — Утюг у вас есть? Снимайте пиджак, Михаил! — Тут она в своей стихии.
Спасибо, конечно, за пиджак. Но по ресторанам мотаться ей еще рановато. Тем более с Федоровым Михаилом Сергеевичем, который по делу идет, а не выпить-закусить. Тем более на заре служебного нагоняя. И нагоняй будет еще суровей, если Федоров Михаил Сергеевич втравит в это дело совершенно постороннего человека.
— А кто вам сказал, что я посторонняя?! У меня, между прочим, сигнал читателя на руках!
— А вот согласуйте с Ю. А. Дробышевым поход в ресторан, и посмотрим, как он отнесется!
— А вы со своим начальством каждый шаг согласовываете?! — Опять луп-луп.
— Это мое дело!
— А это мое дело!..
— Словом, возвращайтесь, девочка, в редакцию. А я…
Швейцар, как обычно, прикидывается глухонемым. Но спиной к двери не поворачивается. Значит, не все еще потеряно. Пошиковать, что ли? Почему нет? И для дела!
Достаю трешку, прихлопываю к стеклянной двери.
Швейцар оживает, приоткрывает дверь, мгновенно смазывает трешку со стекла.
И я внутри…
«Дар морей, веселья шум предлагает вам «Нептун».
Поглядим, какой здесь сегодня «веселья шум» будет. Одно знаю: если эта кованая штука с талантливыми стишатами грохнется когда-нибудь на головы пьющих-едящих, то веселья не оберешься.
Детина в серебристом пиджаке ревет:
— Слушай, теща, друг родной! Па-ма-ги!
Мы ж с тобой… тирьям-пам-пам… не враги!
Думаю я, что удивительные образчики выдает иногда наша эстрада. И ресторанные ансамблики безошибочно их подхватывают. Помню, раньше была кошмарная «Мясоедовская». Потом «Ах, Одесса, жемчужина у моря». Теперь вот «Теща»… Но мне, впрочем, как раз поближе к этой «теще» надо. Столиков, замечаю, свободных много, а швейцар — глухонемой. У-у-у, шкуродер!.. Но Король обслуживает как раз столик у эстрадки, как Ивяшин проинструктировал. И как раз столик у эстрадки занят. Дамой.
— Вы позволите?
Дама говорит:
— Не позволю! Мест свободных много, занимайте любое. А у меня при виде вас аппетит пропадает… — Снова луп-луп глазками.
И когда только она успела проскочить?!
— Ладно уж, присаживайтесь! Только не приставайте! — царственно дозволяет Светлана.
Серебристопиджачный все надрывается про тещу. И раз уж мы таки сели вдвоем, то «теща» эта рождает легенду.
— Мы с вами, Света, несчастные влюбленные. Родители против. Мы переживаем и ничего не замечаем вокруг.
Она поднимает на меня скорбные глаза и с трудом проговаривает:
— Д-да…
— Что с вами, девочка?
— Мы с вами бедные… и так далее… Разве нет? — Опять луп-луп.
— А-а-а…
Тут он и появился. Действительно: относительно молод, худ, бледен, мешки. Он!
— Водки! — говорю. — И накормите нас.
Артур Александрович игнорирует брюзгливый тон и деликатно осведомляется:
— Даме вина, шампанского, минеральной?
— Даме водки! — говорит дама. И еще говорит: — Мишенька, ты бы еще раз побеседовал с мамой. Должна же она понять…
— Котлета по-киевски, бифштекс, палтус? Палтус надо будет немного подождать…
— Все равно! Бифштекс. Света, ты же знаешь мою маму…
Король кивает и растворяется.
— Я чуть не расхохоталась, — признается Светлана. — Он смешной такой. Шея тонюсенькая. Тоньше, чем у Дмитрия Викторовича. У Бурилова… И бабочка еще! Вы видели?
— Почти нет. Я на пепельницу смотрел. Тяжело смотрел… Как вам, кстати, Бурилов?
— А вы ему не скажете?
— Ни в коем случае!
— У меня был один такой… знакомый. Выходит на улицу и закуривает большую сигару. Какую-то очень редкую. Когда приближается особа с красивыми ногами, он сигару красивым жестом отбрасывает. Если особа мимо проходит, то он возвращается, подбирает сигару и дальше… до следующей… с красивыми ногами. Вот и Дмитрий Викторович тоже… Житья мне твоя мама все равно не даст… — Молодец, среагировала.
Официант поставил на стол бифштекс, графинчик водки и от щедрот — бутылку «Полюстрово», минералки. Снова растворился.