Иван и Алпа, наблюдавшие за поселком, из зарослей малины на склоне холма, переговаривались вполголоса, то и дело опасливо озирались по сторонам.
— Праздник, говоришь? — задумчиво сказал Иван. — А чего им праздновать — что нас зажарили?
— Похоже, медвежья пляска будет. Вон порылитыхор как убрали — и дров наготовили, и котел принесли...
— Порыли... чего?
— Священное место, значит, — с некоторой обидой пояснил Алпа. — Здесь собираются...
Вогул не договорил. Тело его напряглось, словно перед прыжком, в глазах появилось какое-то странное выражение — боль и радость вместе. Проследив за взглядом Алпы, Иван увидел, как из небольшой избушки на краю пауля вышла невысокая девушка в широком ярко-синем платье, расшитом красными узорами. Волосы ее были заплетены в две толстых косы, унизанных бляхами, кольцами, убранных разноцветными лентами.
Некоторое время побратимы молча наблюдали за обитательницей пауля. Она неутомимо носилась по всему стойбищу — то от юрты к камельку, где на воткнутых в землю прутьях пеклись лепешки, то взлетала по ступенькам, вырубленным в бревне, к устроенному высоко над землей лабазу, то спешила с берестяными ведрами к реке. А едва выдавалась свободная минута, она присаживалась на пороге избушки и быстрыми стежками сшивала оленьи шкуры.
— Добрая хозяйка будет, — наконец заметил Иван.
Вогул покраснел, словно похвала относилась к нему.
Когда девушка в очередной раз направилась к амбару, ближе всех стоявшему к месту, где прятались побратимы, Алпа неожиданно издал трескучий горловой звук. Помолчал несколько секунд и снова застрекотал.
Девушка замерла на лестнице, прислоненной к амбару, потом с какими-то неловкими, суетливыми движениями стала доставать припасы. Со всех ног бросилась к камельку, сложила возле него добро, взятое из амбара. Потом ненадолго скрылась в маленькой избушке на краю пауля. Выйдя оттуда в шали и с туеском в руке, она что-то сказала вооруженному вогулу, мерявшему шагами опушку, и скрылась в лесу.
Когда среди стволов бора, подходившего к малиннику, замелькало синее платье, Алпа опять негромко прокричал кедровкой. Сказал, не глядя на Ивана:
— Подожди. Я быстро.
И, пригнувшись, нырнул под полог ветвей, пестревших крупными ягодами.
Они появились совершенно бесшумно. Иван даже вздрогнул, когда перед ним возникло девичье лицо, обрамленное цветастой шалью. Алпа, шедший следом, с затаенной гордостью сказал:
— Вот, это Пилай...
— А меня Ивашкой зовут, — молодой человек во все глаза смотрел на возлюбленную побратима, а та, напротив, отводила взгляд. — Да ты не робей...
— Она и не боится, — ответил за нее Алпа. — Просто нрав такой.
Как бы подтверждая его слова, Пилай быстро заговорила, избегая, однако, смотреть на Ивана.
— Нельзя вам здесь... Если ветер изменится, на пауль понесет — сразу собаки учуют...
Иван беспомощно развел руками.
— Нам деваться некуда. Мы ведь не за здорово живешь пришли...
— Да я уж сказывал ей, — вмешался Алпа. — А она свое...
— Завтра много гостей будет: шаманы с Пелыма, с Сосьвы... По тайге ходить станут, набредут...
— А что за сборище такое?
— Медведя убили.
Иван и Алпа надолго задумались. Пилай решилась прервать молчание.
— Надо вам, однако, в мань-кол схорониться...
— Замолчи! — чуть не закричал Алпа.
На лице его был написан неподдельный ужас.
Иван недоуменно воззрился на товарища, потом спросил:
— Чего благуешь?
— Грех... грех... Нуми-Торум накажет... — побелевшими губами шептал Алпа.
— Вон видишь, на краю пауля самая маленькая избушка, — сказала Пилай, впервые прямо взглянув на Ивана. — Это и есть мань-кол — бабий дом...
— Нельзя мужикам в мань-кол! — прервал ее Алпа. — Даже шаман туда войти не смеет. Грех великий. Убьет Нуми-Торум.
— А это еще кто? — с подчеркнутым спокойствием узнал Иван.
— О-очень большой бог, — почтительно закатив глаза, отвечал вогул. — Са-амый большой...
— А как же тот... за народом смотрящий мужик?
— И тот большой, и этот большой. Нуми-Торум, однако, главнее...
— Морока с вами. У нас просто: один всех выше...
Иван сидел на чурбачке возле чувала, смотрел, как огонь лижет закопченные бока котелка. И, не оборачиваясь к побратиму, ничком лежавшему на нарах, вполголоса говорил: