Вернувшись на берег реки, мы еще часок отдыхали. Потом, уже в пути, эльфийка вдруг вспомнила моего усатого друга.
— Скажите, Алекс, а как вы расстались с Ворчуном? Ему что, тоже надоели ваши дурацкие выходки?
— Ворчун был неизмеримо терпимее вас, госпожа. А выходки… Мне тогда было не до них. Голодному, оборванному и больному ребенку не до шалостей. А что касается расставания… Ворчун погиб от ран после схватки со стаей одичавших собак; помните, он спас меня от них.
— Алекс, какая же я дура, простите меня. Но клянусь, это все ваше пагубное влияние. Не верите? Правда!
— Вот так ложь! Да вы и до знакомства со мной были штучка еще та. Я это сразу понял, едва вы тогда вошли в трактир. А теперь, надо же, какое лицемерие, корчите из себя самую кроткую смиренность. Готов держать пари на любых условиях, что братцы ваши наплакались с вами в детстве. Да и не только в нем. Ведь, наверное, недаром этот, — как его, Элриад, возжаждал сплавить вас побыстрее. Достали вы его, видать, не иначе. Ай! — над головой звонко щелкнул хлыст. — Ай! — второй удар обжег левую руку.
Что оставалось делать? Дать шпоры Дублону! А позади, сломя голову, мчалась разъяренная эльфийка и материл ась так, что аж душа радовалась. Вот бы и себе поучиться подобным оборотам! Жаль, в данный момент времени не было, ибо кожаная плеть находилась в постоянной близости и следовало, по возможности избегать ее прикосновения. Ну да ничего, как-нибудь на привале попрошу компаньонку просветить дурака. Надо же, а я то думал, что могу ругаться. Наивный!
Погоня длилась долго, но ничто не вечно под луной. Горячая Кровь эльфийки постепенно остыла и норов ее поутих.
— Эй вы, босяк! — она малопочтительно погрозила кулачком и таки оставила плеть в покое. — Да прекратите погонять свое бедное животное. Смотрите, оно все в мыле!
— Чего? — моя челюсть непроизвольно отвисла, а затем с лязгом захлопнулась. — Босяк? Знаете, дорогуша, я, пожалуй, надеру ваши симпатичные ушки. Честно сказать, давно руки чешутся. Да и ремешком по мягкой попке пройтись не помешает. Надо же, Лонширского князя оскорбить таким словом! — я действительно соскочил с коня и с самым серьезным видом стал вытаскивать из брючных петель плетеный ремень.
— Да вы спятили, Алекс! — глаза эльфийки стали круглые, словно блюдца. — Я из рода Платиновой Колонны, из рода герцогов и принцев! Во мне течет королевская кровь. Меня нельзя бить!
— О-хо-хо, а следовало, только желательно в детстве и почаще. Сейчас-то поздно, видать? А, герцогинюшка-принцесса? Или все-таки восполним пробел образования? — ремень в моей руке угрожающе покачивался из стороны в сторону.
— Нет уж, сударь, не стоит. Я, пожалуй, и так все поняла, — она непроизвольно поерзала в седле, словно пыталась зарыть в него свой прелестный задик. — Ну что вы уставились на меня? Мы едем дальше или нет?
— Ага, — я с трудом сглотнул слюну. Перед глазами, как наваждение, возникало видение купающейся богини реки. Брр, я даже помотал головой.
— Алекс, вам что, плохо?
— Уже нет, госпожа. Просто голова закружилась, но теперь все прошло.
— Это у вас от излишней ехидности и злоязычия.
— Молчали бы про злоязычие…
Дальше мы опять ехали бок о бок, заключив временное, так сказать, перемирие. В который только раз? Постепенно мы разговорились. Я расспрашивал Арнувиэль об Эльфийском Крае, она охотно и с восторгом отвечала. Только теперь, например, для меня стало откровением то, что у себя на родине эльфы, с помощью магии, конечно, поддерживают вечное, цветущее лето. Лютой зимы и печальной осени там нет вовсе. Взахлеб эльфиечка рассказывала о густо покрытых дивными цветами лугах, о пронизанных небесной синевой бездонных озерах, прозрачных реках и говорливых ручейках, возле которых живописно высились разноцветные замки и дворцы с тонкими, изящными шпилями.
— А как чудесны пиры и танцы в лесу при свете луны и звезд, — едва не стонала она, — когда под сенью древних дубов и вязов, не на одну ночь, ставятся изысканно украшенные столы и резные кресла, напоминающие царские троны! От одного только запаха дубов, свежесрезанных роз, разбросанных повсюду, от полного пряных ароматов ветерка, залетавшего с лугов, чувствуешь себя ошалевшей и пьяной, как после полного фужера старого, доброго вина.
Я вдруг неожиданно, почувствовал острый укол ревности.
— Ну ладно, вы пировали, дышали свежим, хмельным воздухом, потягивали отборное винцо, танцевали с симпатичными молодыми людьми. А потом, что бывало потом?