Из дневника переводчика
То ли получил он наконец долгожданный импульс, то ли просто нервы не выдержали (старенький все ж таки финик, можно даже сказать, древний), так или иначе, а только житья мне от него вдруг не стало, начал он меня преследовать повсюду, причем агрессивно: в подворотне, загородив проход, замогильным голосом просил огонька, а закурив, провоцировал драку; в уличной толпе якобы нечаянно наступал на ногу, тыкал локтем под микитки, нашептывал на ухо угрозы, что, вообще-то, было излишне – после разборки в кафе я решил не рисковать и действительно закинул рукопись на антресоли. По вечерам нигде не шлялся, если и выпивал, то дома; на радость жене (Машеньке, если не забыли) сидел с нею рядышком на диване, смотрел телевизор. Финик, однако, не унимался, то и дело звонил в дверь и выкрикивал наглую ложь: «Водопроводчик!», «Аварийная газовая служба!», «Госстрах!». Я не позволял Машеньке открывать. «Это, – убеждал я ее, – слуховые галлюцинации.»
Все же он подстерег меня однажды, когда я возвращался с работы, попытался спихнуть под колеса городского транспорта. Я уже балансировал на краю поребрика, но вмешались прохожие. Случившийся кстати милиционер препроводил нас обоих в отделение. Там финик прикинулся придурковатым слесарем-сантехником. Я сказал ментам, что вижу его впервые в жизни и претензий не имею. Меня отпустили, а его поволокли в КПЗ, откуда тотчас послышались глухие удары и его истошные вопли. И тогда я несколько приободрился.
А на следующий день, утром, мне нужно было ехать в издательство. Влез в автобус и увидел сладкие злые глаза.
Я заплатил за проезд и подсел к нему, чтобы он не воображал, будто бы я его боюсь. Разумеется, я его боялся.
– Вот так встреча! – воскликнул я с деланным изумлением. – Удрал или выпустили под залог?
– А ты, оказывается, только прикидываешься дурачком, – сказал он, хмуро глядя в окно и не обращая внимания на мое жалкое юродство. – Варит у тебя котелок, ничего не скажешь.
– Что ты имеешь в виду? – спросил я, искренне недоумевая.
– Да все то же. Дружки твои свалили за кордон, а ты остался. И, между прочим, правильно сделал. Лично тебе бесполезно эмигрировать. На Западе нам даже легче было бы… Там и прохожие ни во что не суются, и менты не такие поганые.
– Да ладно, слышал я эти байки. Дескать, и домой они тебя отвезут, если пьяный, и…
– И отвезут! – с вызовом подтвердил он.
– ...и медицинскую помощь окажут, если потребуется…
– И окажут! Не веришь?
Я промолчал, понимая, что дискуссию о ментах финик затеял лишь затем, чтобы проверить, насколько я вообще расположен его слушать.
– А вот концовка у твоего повествования будет героическая, – задумчиво сказал он, искоса поражая меня сладкими злыми взглядами. – Правильно ты назвал свое повествование.
– Слушай, что ты все пугаешь? – не выдержал я. – Думаешь, я тебя на самом деле боюсь? Да ничего подобного! Я же просто делаю вид, понял? Чтобы читатель поволновался…
– Читатель! – хмыкнул он. – Надо же, о читателе вспомнил. Не поздно ли?
– Когда надо, тогда и вспомнил, – смущенно пробормотал я.
– Ну, это понятно. Тебе, конечно, виднее.
– Слушай, а ты, часом, свою остановку Слушай, а ты, часом, свою остановкуне проехал?не проехал? Ты где, вообще-то, сходишь?
– Да, никак мне с тобой не договориться, – вздохнул он, поднялся и направился к выходу.
Я не стал его задерживать. Решил, пусть будет что будет. Снова он меня разозлил.
* * *Именно в тот период его жизни, увы, заключительный, судьба свела Оливера с токарем 6-го разряда Антоном Атомногрибовым.
Тридцать лет было Антону, когда он впервые вошел в зал городского Лектория и до глубины души поразился как внешним видом лектора (багряные бакенбарды, глаза как зеленые электрические лампочки), так и содержанием лекции…
Но за каким, собственно, хреном приперся этот высококлассный токарь в Лекторий, вместо того, чтобы в свободное от работы время забивать козла, скидываться на троих, гонять жену по квартире или восторгаться, глядя в телевизор, победами нашей ледовой сборной?
Объяснять следует особо и ab ovo.
Отец Антона, Федор Грибов, погиб, штурмуя Берлин, мать растила сына одна, работая уборщицей на заводе «Вулкан». Антонина убирала в цеху стружку, подметала и мыла подсобные помещения. И вот однажды, в начале пятидесятых, по дороге на производство, она потеряла паспорт. Она опаздывала, потому что до начала работы ей всегда нужно было успеть отвести маленького Антошку в детский сад, она опаздывала уже не первый раз и очень из-за этого нервничала, поскольку опоздания в те времена считались уголовным преступлением.