Давешняя то и дело косила сияющим глазом, призывая восторгаться. Сие как раз понятно. В первую голову ради внимания дам и заливаются трубадуры, возвеличивая ихние достоинства.
Тут пустозвон взял заключительный аккорд, поклонился. Публика рукоплескала.
«Не понимаю, что нашли в оном кифареде, – пробормотал, на беду слишком громко: –Стишата сырые, аккомпанемент примитивный...»
А справа сидел ветеран крестоносного движения старец Болдуин. Когда-то при осаде Дамаска каменное ядро проломило лоб юному Болдуину. Потерял сознание и никогда уже не нашел его вполне. В госпитале всех заколебал околесицами – признали негодным к крестовым походам. Всю дальнейшую жизнь гостевал в замках санаторного типа на правах инвалида и ветерана. Бражничал, волочился за дамами, разглагольствовал, не смущаясь ранением, о высоких материях, чаще же всего – о поэзии, поскольку мнил себя знатоком. Дабы послушать иного трубадура, не ленился пересечь герцогство или королевство. В собственном замке не был с юности, поместье разорили соседи, но его занимали исключительно вирши.
Завзято сей встрепенулся и возразил сэру Ричарду:
«Вирши, не спорю, несовершенны, зато правдивы.»
Сэр Ричард диспутировать не умел и не стал.
«Да полно, слыхали мы нечто подобное и о других domn’ах!» – только и ответил.
«Но виконтесса Икс действительно необыкновенная женщина! – воскликнул подошедший хозяин замка. – Ведь именно ее воспевал наш гость.»
«О да! да! воистину Прекрасная Дама! – загалдели рыцари и повернулись к сэру Ричарду. – Право, прежде чем пускаться в очередной крестовый, вам следует заглянуть в замок Икс, благо оный поблизости. Убедитесь, что поэзия не всегда лжет, и наверное обрящете Даму, достойную обетов».
«Ха-ха-ха! – ерепенился. – Не верю!»
Но уверяли, наседали, – и рассердили. Поднялся и вышел. В коридоре, впотьмах, наскочил на кого-то, отпихнул. В комнате не зажег свечу, завалился в одежде на ложе. Сквозь слез грезилось сизое ворсистое поле, на заднем плане коего высилась (грезясь, грезясь!) белая башня замка наследственного. Воздыхал: «Не вчера ли утром по окончании церемонии посвящения в рыцари (не вчера!) поскакали трое из глухого северного угла в Лондон и далее везде, выкликая на честный поединок судьбы свои? До сего дня доскакал лишь я один, повсеместно знаменит, уважаем, ценим, однако... ни семьи, ни, очень даже возможно, земли. Ведь запросто соседи могли присвоить поместную землю и замок. Нет, пора домой, в Нортумбрию, в Нортумбрию!» – решил и уснул, и проснулся, не изменив решения.
Не стал никого будить, самостоятельно облачился в латы. Стараясь не звенеть стальными башмаками о каменные ступени, спустился в конюшню. Оседлал своего вороного. По-англосаксонски не стал ни с кем прощаться.
Целое утро скакал по безлюдным лесным дорогам. Тогда большинство дорог в Европе были безлюдными и лесными. Скакал на север с тем, чтобы переправиться в Англию, разобраться, так сказать, на месте в политической обстановке и помочь баронам, ежели дело их правое. Мысленно потешался над вчерашними оппонентами: «Придумают же: Дама, достойная обетов!» Знал некоторого рыцаря, давшего даме обет добраться до Святой земли с закрытым правым глазом и там еще год воевать, повязку с глаза не снимая. Добрался только до Венгрии. Убили его разбойники на безлюдной лесной дороге. Оно и понятно, одним глазом поди уследи за обступившими, пускай сии всего лишь простолюдины с дубинами. Неминуемо пропустишь удар по затылку. И пропустил. А дама, о гибели его услышав, перетрусила и сказала: «Впервые слышу таковое имя».
Приметил вдруг, что по обеим сторонам дороги широкошумные и густолиственные дубравы сменяются сухостоем. Замелькали стволы в струпьях. Серая листва занавешивала дорогу. Воздух тмился тучами пепла. Обугленные пни толпились навстречу. Дороги не стало.
«Что за притча?» – терялся в догадках, но и внутренне и внешне был уж готов к приключению.
Лес вовсе прекратился. Черная, выгоревшая простерлась равнина, местами поросшая белесым и, вероятно, огнеупорным волосом.
И повезло, что вовремя натянул поводья – ущелье раздваивало равнину! И по дну точилась речка, узкая, но какая же несоразмерно себе дымная и, сквозь прорехи в дыму, какая же рдяная! Заглянул – и жаром обдало лицо!
Озирался в поисках моста. Поскакал налево. Скакал, скакал - нет моста. Поскакал направо, скакал, скакал – увидел мост. Да и не мост, а зыбкие над ущельем мосточки, уже и пылающие.