Полковник Манов был недоволен, и не без оснований.
Несколько лет назад, будучи оперативным работником, он сам обучал Аввакума искусству контрразведчика, начиная с самых азов. И в послужной список Аввакума за короткое время была внесена добрая дюжина записей, свидетельствующих о его блестящих успехах. Впоследствии, став начальником управления, Манов часто говорил: «Чему тут удивляться? Аввакум – мой ученик!» Он втайне даже чуть-чуть завидовал ему – конечно, не черной завистью –
завидовал тому, что Аввакум имеет возможность «гореть»
на непосредственной оперативной работе, и тому, что у
Аввакума чутье оказалось заметно острее, чем у него самого.
«Божий дар», – говаривал в таких случаях Манов.
И вот этот самый Аввакум представил рапорт, способный лишь рассмешить своей наивностью.
«Должен в самом начале признать, – читал, наверное, уже в десятый раз полковник, хмуря брови, – что в деле
Методия Парашкевова я придерживаюсь особого мнения.
Я пока не берусь оправдывать его полностью, не выдаю ему свидетельства о невиновности, но мне что-то подсказывает, что это неплохой человек, что такой человек, как он, не может быть преступником. Верно, что улики, которыми в настоящее время мы располагаем, решительно против него. Если судить по этим уликам – показания старшины, полотенце, хлороформ, окурок сигареты, вероятно принадлежащие ему, – Методий Парашкевов, мягко выражаясь, представляет собой объект следствия. Но то, как было совершено преступление, и особенно вторая часть его – взлом и ограбление пункта, – остается загадочным, труднообъяснимым и в какой-то мере рассеивает уверенность, что Методий Парашкевов – действительно преступник. При встрече я расскажу, что, по моему мнению, в этой истории „загадочно“ и „труднообъяснимо“.
За короткое время, которым я располагал, я сумел собрать лишь некоторые сведения об этом человеке. Они характеризуют учителя с положительной стороны. Он происходит из семьи среднего достатка, родители его умерли. И до и после Девятого сентября он ни разу не давал повода считать, что ему присущи какие бы то ни было реакционные взгляды. Учительствуя, он изучал минералогию, углублял свои знания в химии. Научил жителей села возделывать овощи и разводить пчел. Ведет самый скромный холостяцкий образ жизни. У него собрана богатая коллекция по естествознанию. Он заядлый охотник, страстный альпинист, очень любит природу».
Полковник вздохнул. «Создается впечатление, что эта характеристика написана рукой археолога, а не контрразведчика Аввакума!» Он нажал кнопку звонка и приказал дежурному лейтенанту вызвать обоих капитанов.
10
До встречи с полковником оставалось два часа. Аввакум немного постоял перед фотовитринами Театра молодежи; рассматривая со скептической усмешкой гримерские ухищрения артистов, снисходительно пожал плечами.
Подойдя к трамвайной остановке, он вдруг заметил, что у него давно не чищены ботинки и вид у них довольно неприглядный. «Надо обязательно зайти к Сали», – подумал он. Увидев его на пороге. Сали расплылся в улыбке. «Сегодняшний день начнется с хорошего бакшиша», – смекнул мальчуган и так хлопнул щеткой о щетку, что его брат
Ахмед, сидевший спиной к двери, подскочит на своем стульчике как ужаленный.
– Сали! – сказал Аввакум. – Смотри, чисти и с внутренней стороны, слышишь? Иначе сверх таксы ни гроша!
У паренька блеснули зубы, ему хотелось выкинуть какую-нибудь штучку, сказать что-то смешное, но взглянув в мрачное, усталое лицо клиента, он опустил глаза и принялся усердно счищать пыль с манжет его брюк.
Сидя в кресле. Аввакум разглядывал от скуки розовый фасад противоположного дома, его окна, задернутые узорчатыми тюлевыми занавесками, и балкончики, огражденные железным кружевом решеток, окрашенных в желтый цвет.
– Сали, а мой знакомый, тот, у которого голубой галстук с серебряными цветочками, заходил к вам на днях? –
спросил неожиданно для самого себя Аввакум.
– Заходил, – кивнул Сали. – В понедельник днем был тут. – Он презрительно скривил красные губы и мотнул головой. – Жадина!
– Плохой человек, – усмехнулся Аввакум.
На одном из балкончиков за ажурной решеткой вдруг появилась молодая женщина. В кремовом платье без рукавов она стояла под лучами утреннего солнца и ее волосы отливали золотом.