Рашка исправно давала высокие надои, в районе не было ни сапа, ни куриной чумы, кооператоры рассчитывали получить осенью кругленькую сумму дохода, и вдруг эта неприятность – происшествие на Илязовом дворе. Мы были так встревожены, так потрясены, словно нас громом поразило. Гром и в самом деле нас не миновал: арестовали нашего славного сотрапезника Методия Парашкевова.
Его место на лавке пустовало.
Мы по-прежнему собирались в старой корчме, но куда девалось былое веселье? Капитан, человек далеко не сентиментальный, то и дело вздыхал, Боян Ичеренский помрачнел, замкнулся и походил на зловещую градовую тучу.
Один Кузман Христофоров как будто не изменился. В
глазах его даже вроде бы проглядывало злорадство, но он по-прежнему молчал.
В таком вот прескверном настроении нас и увидел впервые Аввакум Захов. А почему у меня осталось мрачное воспоминание о нашей первой встрече, я сейчас расскажу.
16
Мы только сели было обедать – Марко Крумов потчевал нас яичницей, – как вдруг с площади доносится автомобильный сигнал. Все прислушались, а Боян Ичеренский встал и выглянул в окошко. Мы были в полном сборе – это означает, что майор Инджов тоже находился среди нас и молча потягивал свою медовицу. И только он один, пожалуй, не обратил внимания на сигнал.
– Машина окружного совета, – скачал Боян Ичеренский и снова сел за стол. Потом, отламывая кусок хлеба, он добавил – Эта машина уже приезжала сюда. Я запомнил номер. Бай Гроздан почесал в затылке.
– Наверное, окружной агроном. – На его лице вдруг появилась озабоченность.
Пока мы гадали, кто бы это мог приехать, наш «метрдотель» уже громко приглашал кого-то в корчму.
– Просим! Пожалуйста, заходите!
И авторитетно отдавал распоряжения:
– Мальчик, тащи сюда чемодан, чего стоишь!
Вот на пороге появились двое; одного мы сразу узнали
– это был секретарь окружного совета. Другого – он был тоньше, ростом выше и моложе – я видел впервые. На нем был серый спортивный костюм, на руке висел бежевый плащ, одним словом, вид у него был вполне элегантный.
Его лицо, строгое и немного усталое, не отличалось привлекательностью и красотой капитана Калудиева. Но его облагораживали необычайно глубокая сосредоточенность и спокойствие.
Секретарь окружного совета очень торопился. Он выпил у стойки полстакана вина, поблагодарил и коротко представил нам своего спутника. Нам стало известно, что
Аввакум (он назвал его подлинное имя, но какое это имеет значение для рассказа?) Захов – историк, археолог, прислан
Академией наук изучать далекое прошлое края, и потому он некоторое время будет жить в нашем селе.
– Ба! – хлопнув себя по лбу, воскликнул бай Гроздан. –
То-то нам в совет прислали письмецо из какого-то института, просили оказывать кому-то содействие. – Он задумался. – Совсем недавно дело было, дня два назад!
Секретарь окружного совета выразил уверенность, что мы поможем Аввакуму получше устроиться, и, так как он очень спешил – его где-то ждали, пожелал нам успешной работы и отбыл. Майор, допив свою медовицу, вышел проводить его.
Серая машина исчезла в направлении Лук.
Боян Ичеренский, которого мы с молчаливого согласия избрали нашим старейшиной, пригласил Аввакума сесть возле себя, налил ему стакан вина и попросил бай Марко приготовить гостю что-нибудь поесть. Потом, как и подобает в таких случаях, стал представлять приезжему каждого из присутствующих.
– Это бай Гроздан, – кивнул он в сторону председателя и добродушно усмехнулся ему. – Председатель кооперативного хозяйства, наш отец-кормилец. Человек очень славный, а его сосед, что сидит насупившись, будто целый мешок зеленых яблок съел, – это известный горный инженер Кузман Христофоров. Он много пьет и столько же молчит. Загадочный экземпляр. Теперь прошу обратить внимание! – Он показал головой на капитана. – С их милостью не советую меряться силами на поприще любви.
Смахнет, как букашку. У него немало талантов; кроме всего прочего, он артиллерист. Окончил академию, и, если его раньше времени не погубит какая-нибудь Станка, он непременно дослужится до генерала. Простите меня за откровенность, капитан, но я вас очень люблю! Ваше здоровье!
– А почему вы забыли этого молодого человека? –
спросил Аввакум.
Речь шла обо мне. Я покраснел.
– Вот этого? – Боян Ичеренский пожал плечами и снисходительно усмехнулся. Потом пояснил: – Он весь на виду, судите сами, что он собой представляет. О нем я ничего не могу сказать, – и выпил залпом вино.