– Любовники у нее есть? – спросил Аввакум.
Я посмотрел себе под ноги и замолчал. По этой части у меня не было сведений.
– А не случалось ли, что кто-нибудь перепрыгивал к ней ночью через забор?
Вопрос был слишком грубый, и я имел полное право обидеться, потому что был ветеринарным врачом, и не каким-то там соглядатаем, высматривающим, что делается в чужих дворах. Я снова посмотрел себе под ноги и промолчал.
– Хочешь, чтоб мы стали хорошими друзьями? –
спросил совершенно неожиданно Аввакум.
– О, – только и произнес я и сел на кровать – было как-то неучтиво торчать перед ним. Его вопрос ошарашил меня.
– Я очень нуждаюсь в твоей дружбе, – продолжал с улыбкой Аввакум. – В дружбе с таким человеком, который бы мне верил и не думал бы обо мне худо.
– Что ж, ладно, – сказал я и почувствовал, как у меня горят щеки. – Мне кажется, ты человек неплохой.
Тогда у меня не было особых оснований верить в его добродетели, и я изрек эти несколько слов просто так, непроизвольно.
Он протянул мне руку, и мы улыбнулись друг другу.
Так началась наша дружба.
Затем Аввакум попросил меня разузнать о некоторых интимных сторонах житья-бытья нашей Балабаницы.
– Я научный сотрудник, – сказал Аввакум, – и ни в коем случае не хотел бы нанести ущерб престижу института, который я представляю. Если Балабаница поддерживает какие-нибудь сомнительные связи любовного характера, то мне, разумеется, не место в ее доме. Заинтересованная личность начнет смотреть на меня косо, и, чего доброго, поползут сплетни – на что только не способна ревность!
Все это, естественно, не в моих интересах.
После такого вступления, которое меня до крайности удивило своим пуританизмом, Аввакум поторопился уточнить:
– Как мой хороший друг, ты должен узнать, поддерживает ли она с кем-нибудь особо близкие отношения, и если да, то кто этот человек. Разузнать все проще простого от ее соседок, потому что у всех соседок на свете наметанный глаз и отлично развитый нюх. Только будь осторожен в расспросах, соседки – народ честолюбивый! Ты иди к соседке ради нее самой, а если дело коснется Балабаницы – делай вид, что тебе это безразлично и что ты не больно к ней расположен. Упаси тебя бог стать на ее сторону, из этого ничего хорошего не получится!
Когда я вышел на улицу, чтобы проводить его, Аввакум прошептал мне:
– Постарайся кое-что разузнать до обеда. От бай Марко мы выйдем вместе, и ты расскажешь мне все, что тебе станет известно.
Стоит ли говорить, что от сознания возложенной на меня задачи я испытывал одновременно и гордость и некоторую растерянность. Во всяком случае, я приступил к ее выполнению довольно бодро и не в меру самоуверенно.
Правда, когда я приближался к Надкиному двору – Надка была соседкой Балабаницы, – я почувствовал вдруг слабость в коленях. Видимо, эта слабость была вызвана тем, что я слишком быстро шел.
Надка сидела во дворе и толкла перец. Я любезно поздоровался.
– Как поживаете? Что новенького, какие вести от мужа?
Здоров ли он?
Ее муж работал в Мадане.
Надка обернулась ко мне, и на ее белом личике расцвела улыбка.
– Все хорошо, – ответила она. – Слава богу.
– Очень рад, – сказал я. Постояв немного у открытой калитки, я заговорил снова: – А как ваш боровок, есть аппетит?
– Он и меня скоро сожрет, проклятый! – засмеялась
Надка. Затем она вздохнула и добавила озабоченно: – А все тощий какой-то, совсем не нагуливает жир, не то что человек.
Она отставила ступку в сторону и поднялась со своего стульчика. Надка была маленькая, белолицая и круглощекая, как луна.
– Заходи, – пригласила она меня. – Может, пропишешь ему чего. Я тут же согласился.
Мы вошли в свинарник.
Надкин боров лежал ничком и тяжело пыхтел. Заплывший жиром, он напоминал гигантский пузырь волынки с глазами и ножками.
– Ничего страшного нет, – сказал я. – К рождеству нагуляет.
Надка взглянула на меня доверчиво и снова вздохнула, но на этот раз вздох ее не был таким горестным.
– Очень рад за вас, – сказал я.
Мы все стояли и смотрели на борова. Кроме него, поблизости не было ни одной живой души. Надка молчала.
– Очень рад, – повторил я. И спросил: – А как свинья у
Балабаницы, хорошо ест?
Она схватилась за бока и расхохоталась.
– И придумает же доктор! – сказала она. – Зачем Балабанице свинья?
– Мало ли зачем, – возразил я. – Женщина и замуж может выйти, всякое бывает!