– Это она-то?! – в Надкиных глазах вспыхнул недобрый огонек. – Больно ей нужен муж, когда к ней по ночам через плетень лазят…
Я на самом деле удивился.
– Надка, вы это серьезно говорите?
Она будто даже обиделась.
– Что же, по-твоему, я выдумываю? Пока учитель не начал увиваться за той, за вдовой лесничего, она меньше хвостом крутила, на что-то надеялась. Да и с учителем ей неплохо было.
– А сейчас? – спросил я и нетерпеливо сглотнул.
– Сейчас? – Она подошла ко мне так близко, что я почти ощущал се дыхание. – Балабаница не из тех, что гоняются за мелюзгой, – сказала она.
– А может, тебе только так кажется, – подзадоривал я ее. Я перешел с ней на «ты», потому что мы стояли, почти касаясь друг друга.
– Как это «кажется»! – повысили голосок Надка. –
Собственными глазами видела, как майоров помощник приходил к ней в гости. – Она немного помолчала. – А он ни с того ни с сего в гости к ней ходить не станет.
От радости у меня заколотилось сердце.
Мы были одни. Кроме борова, возле нас не было ни живой души.
– Надка, – сказал я и чуть отстранился. – Твой боров к рождеству непременно прибавит в весе. Будет неплохо, если ты малость уменьшишь его дневной рацион, иначе у него не окажется мяса даже на приличное жаркое!
Я говорю, а она смотрит на меня с как будто не очень-то верит моим словам. На лице ее удивление и даже какое-то недовольство. Видно, ей не понравился мой прогноз относительно ее борова.
21
Обед в этот день прошел очень весело: бай Марко подал нам жареного петуха, теплый калач, брынзу и горький перец. Вино было густое, черное, от него исходил аромат разогретого на солнце янтаря.
Боян Ичеренский подозвал к себе Аввакума, чокнулся с ним, похлопал его весьма покровительственно по плечу и спросил:
– Ну, как ты провел ночь на момчиловской земле, любезный историк? Спокойно ли тебе спалось, не нарушило ли что твой покой?
– Благодарю! – Аввакум отпил немного вина. – В общем провел я ночь неплохо. Случилось, правда, одно происшествие: какой-то субъект, вероятно, по ошибке, чуть было не вломился ко мне в комнату. Я полюбопытствовал, кто он, этот тип, мне захотелось подробнее осведомить его о расположении комнат; увидеть его мне не удалось – он оказался проворней меня и успел улизнуть раньше, чем я поднялся.
Ичеренский и капитан захохотали. Затем Ичеренский сказал:
– Не стоило преследовать беднягу. Он шел не с дурными намерениями, уверяю тебя. Видимо, это был какой-то неисправимый ревнивец: решил проверить, не засиделась ли случайно его возлюбленная у нового квартиранта дольше, чем полагается. Отелло встречаются повсюду – и в Момчилове они есть. Ты должен привыкать к подобным вещам!
– Господи боже мой, но ведь у меня жена к маленькие детки, – вздохнул Аввакум. – Что же с ними будет?
– Веди добродетельную жизнь! – наставнически изрек геолог.
– Глупости! – возразил капитан. Он обернулся к Аввакуму – Отдубась ревнивца как следует, и он успокоится…
Ради Балабаницы стоит потрудиться!
Они продолжали шутить в том же духе, но тут вмешался бай Гроздан.
– Ребята, это уж слишком, мне подобные шутки не нравятся. Балабаница – женщина порядочная. К тому же на ней вся наша сыроварня держится, и вообще мы ею довольны. Это серьезный человек.
– Любовь витает всюду! – философски заметил капитан. Поскольку разговор зашел о любви, Ичеренский опять, взял слово.
– Любовь – чрезвычайно интересное явление, – сказал он. – Возьмем, к примеру, их милость, – он указал на капитана. – Для него благородное чувство – вроде бы то же самое, что «здравствуй» и «до свидания». Для моего друга
Кузмана Христофорова любовь – это египетские письмена.
Он даже и не подумает ломать над ними голову! Для товарища ветеринара любовь – это вздохи и бессонница. Но бессонница в собственной постели! Бай Гроздан практичнее вас, для нею любовь это домик, здоровые дети и верная жена. Такое понимание любви – самое здоровое и полезное для общества. А для вашего покорного слуги любовь – это забота. Но забота, которая приносит и радость, и страдание, и большое наслаждение, и всевозможные тревоги.
Вы знаете, что каждую субботу я после работы уезжаю и Пловдив. Если вы думаете, что эти поездки полны романтики, вы глубоко ошибаетесь. Судите сами! В Пловдив я приезжаю к вечеру. Подыскав в какой-нибудь гостинице комнату, я звоню жене. Она, бедняжка, живет у своей тетки, ее там поместили в комнате вместе с детьми, и вы сами понимаете, что ночевать там мне крайне неудобно.