Он оставил аванс, как предложил ему бай Марко, спросил, где дом вдовы лесничего, и вышел на улицу.
Моросил холодный, почти невидимый дождик.
Вдова лесничего Мария жила выше Илязова дома, за пустошью, отделяющей центральную часть села от Верхней слободы. Пустошь, местами бугристая, местами изрезанная неглубокими оврагами, сплошь заросла мелким кустарником и ослиными колючками. Ее пересекало несколько извилистых тропинок, но сравнительно прямая и наиболее удобная шла мимо дома Марии. Тут она круто сворачивала на юг и выходила на проселочную дорогу, которая, огибая Змеицу, ведет в Луки.
Дом вдовы лесничего был низкий, как и большинство момчиловских домов, деревянный, крытый плитняком, но чистый, побеленный известью; на окнах вышитые занавесочки. Посреди дворика – раскидистая груша, под нею широкая скамейка, а вблизи дома клумбочки с дикой геранью и пышными георгинами.
Аввакум постучал в дверь, потом, подождав, постучал еще. Никто не открывал. Когда он, уже собравшись уходить, вышел на тропу, из-за соседского плетня высунула голову какая-то старуха; смерив его недоверчивым взглядом, она сказала, что Мария пошла за молоком и вернется не раньше чем через полчаса.
Аввакум снова пересек пустошь, постоял над обрывчиком, откуда Методий спрыгивал в Илязов двор, и вдруг заметил, что там сегодня царит необычное оживление.
Обойдя забор, он вошел во двор, как подобает, через ворота.
Под могучим вязом стояли два кротких мула, и геологи навьючивали на них всевозможную поклажу. В сущности, этим делом были заняты Ичеренский и капитан, а Кузман
Христофоров курил в сторонке и рассеянно смотрел себе под ноги. Старшина Георгий и погонщик мулов привязывали веревкой большой тюк.
– Куда это вы собрались, друзья? – спросил удивленно и немного грустно Аввакум. – Если меня не обманывают глаза, вы готовитесь в дальний путь?
– Как в воду смотрел! – улыбнулся капитан и сдвинул на затылок фуражку.
Ичеренский словно не замечал присутствия Аввакума.
Он с сосредоточенным видом рылся в каком-то мешке.
– Уезжаем, дорогой! – весело добавил капитан и указал рукой на юг, – Долг зовет нас на новые подвиги на ниве мирного труда.
– Ты все видишь одни только подвиги! – погрозил ему пальцем Ичеренский. – Шагомер-то забыл взять?
Капитан побежал за шагомером. Только теперь Ичеренский повернул голову к Аввакуму и, не произнося ни слова, взглянул ему прямо в глаза.
– Далеко собираетесь? – спросил Аввакум.
– Тебе бы лучше не задавать неуместных вопросов, –
глухо ответил Ичеренский. – И не проявлять любопытства относительно дел, кои не находятся ни в какой связи с работой, для которой тебя сюда прислали.
– Да ну! – воскликнул Аввакум и усмехнулся. – А я именно в связи с работой и спрашиваю. Вы, вероятно, будете странствовать по тем местам, которые и меня интересуют.
– Где мы будем странствовать, это наше дело, – хмуро заметил Ичеренский. Затем, глядя на него исподлобья, пробурчал: – И нечего совать нос куда не следует. У тебя есть эта дурная привычка. Гляди, чего доброго, останешься без носа!
Сейчас он был совсем не похож на Ичеренского из старой корчмы.
– Упаси бог! – сказал Аввакум. – Я очень дорожу своим носом. И вообще, я о нем очень высокого мнения. Спасибо за добрый совет!
Он коснулся рукой кепки, кивнул на прощание Кузману и пошел. Проходя мимо старшины, он спросил:
– Ваша милость будет командовать обозом?
– Чего ради! – пожав плечами, возразил Георгий.
– Очень хорошо, – усмехнулся Аввакум. – Сейчас ведь сыро, передвигаться тяжело.
По-прежнему моросил мелкий дождь.
Аввакум пошел по дороге на Луки, потом свернул налево и взобрался на один из многочисленных небольших холмов на подступах к Змеице. Он укрылся среди зарослей кустарника, достал трубку и закурил.
Примерно через час показался караван геологов. Первым шел майор. За ним Ичеренский и капитан – эти двое рядом. Следом тащились два мула. В арьергарде – Кузман
Христофоров и погонщик.
Когда караван, огибая холмы, скрылся из виду, Аввакум поднялся, постоял немного в раздумье, затем обернулся и начал торопливо продираться сквозь кустарник в западном направлении. Его предположение оказалось верным: минут через десять он вышел на широкую тропу и, шагая по ней, скоро очутился перед маленьким домиком лесничего.
Вдова лесничего Мария действительно была созданием хрупким и миловидным. У нее были худенькие плечи, грустные голубые глаза и маленький рот. Она улыбалась смущенно и печально, наклонив набок голову, и чем-то напоминала белокурых куколок, которых часто дарят маленьким девочкам.