Парнах действительно в 30-е годы отошел от оригинального творчества, а если что-нибудь и сочинял, то очень немного и заведомо «в стол». Переводил он тоже не очень много, но было бы крайней несправедливостью называть его переводческую деятельность литературной поденщиной.
Во-первых, переводами он занимался и раньше. Так, видимо, он был первым, кто стал переводить на русский язык Марселя Пруста; правда, его перевод «Любви Свана» (вторая часть первого тома прустовской эпопеи) увидел свет лишь в 1928 г., но наверняка был выполнен раньше, до отъезда Парнаха в Париж в конце 1925 г. Отметим попутно, что обе сестры Парнаха также стали у нас первыми переводчиками Пруста: Елизавета Тараховская (вместе с Г. Орловской) выпустила в 1926 г. перевод ранней книги Пруста «Утехи и дни», а София Парнок (в соавторстве с Л. Я. Гуревич и Б. А. Грифцовым) напечатала в 1927 г. перевод «Под сенью девушек в цвету».
Во-вторых, Парнах переводил – как правило по собственному выбору, в стихах и прозе – произведения выдающиеся: «Морское кладбище» Валери (1932), «Италия в 1818 году» Стендаля (1933), роман Шарля Вильдрака «Пароход Тинэсити» (1936), поэтичнейший роман Анри де Монтерлана «Холостяки» (1936), «Растерзанный Париж» Жана Кассу (1938), «Вальми» Ромена Роллана (1939), новеллу «Граф Морен» Анатоля Франса (1940), рад стихотворений Артюра Рембо (1939, 1941) и т. д. Отнесем к работам заказным переводы «Огня» Барбюса (1940) и «Разгрома» Золя (1945), отнесем туда же переводы из Арагона, Бехера, чешских, сербохорватских и даже латышских поэтов (возможно, были и другие переводы, еще более экзотические), но Парнах переводил и Мопассана, и Бодлера, и Верлена, и А. Мюрже (далеко не все из этого разыскано и опубликовано). Он переводил также великих испанцев – Гонгору, Кальдерона и Гарсию Лорку, причем, эти последние переводы до сего дня остаются образцовыми.
Те, кто знал Парнаха в последние годы его жизни, обычно отмечают его житейскую неприспособленность, растерянность и пассивность перед трудностями бытия. Порой это приобретало трагикомический характер. Вот, например, как описала Парнаха театральный критик Ольга Дзюбинская, общавшаяся с ним в эвакуации в Чистополе в 1941–1943 гг.: «Мы уважали Валентина Яковлевича. И очень сочувствовали ему, когда долгое время, да еще зимой, ему пришлось (из-за возможности пообедать) работать швейцаром в столовой «Искра». Правда, слово «швейцар» ни он, ни мы не произносили. Сам В. Я. Парнах, будучи мастером в нахождении точного слова, назвал и свою должность: «Дежурный». «Я – дежурный!» – отвечал он любопытным, пробующим «прорваться» в закрытые двери. Он сидел на своем посту в серой летней шляпе с пришитыми байковыми «ушами», царственно говорил одну и ту же фразу с непередаваемой интонацией классического театра: «Товарищ! Обратно! Вам все равно не подадут! Это закрытая столовая! Здесь – для фабрики!» Фраза – жест, фраза – жест, взмах правой руки... А столовая «Искра» обслуживала, по счастливому совпадению, и писательские семьи и нашу галантерейную фабрику»[1702]. И в этих нечеловеческих условиях Парнах выстоял, выжил; ему помогла литература, которой он был бесконечно предан (он, например, читал молодым работницам фабрики стихи – даже Франсуа Вийона), наверняка помогла и переводческая работа (как раз в это время он переводил Лорку, большая подборка стихов которого вышла в 1944 г.).
Мы не знаем всех обстоятельств издания в 1949 г. томика Агриппы. Е. Р. Арензон рассказывает об этом так: «На протяжении многих лет, вне определенных издательских планов, Парнах упорно переводил французского поэта-гугенота Агриппу д’Обинье (1552–1630). Первые журнальные публикации этих переводов появились еще в 1923 году. Книга «Трагические поэмы и сонеты. Мемуары Агриппы д’Обинье» в переводе В. Парнаха вышла в 1949 году, в разгар «борьбы с космополитизмом». Без какого-либо согласования с переводчиком Гослитиздат заменил его эмоциональное вступление и комментаторские заметки на беспроблемно-проходную статью профессора-зарубежника P. M. Самарина»[1703]. Здесь далеко не все верно. В действительности Парнах работал над переводом «Трагических поэм» не «на протяжении многих лет», а на рубеже 10-х и 20-х годов; в действительности журнальная публикация этого перевода была только одна; в действительности комментарии переводчика в издании 1949 г. были сохранены (возможно, правда, подсокращены и «подсушены»). Преданный этой теме и этому поэту, Парнах тем не менее перевел из д’Обинье крайне мало – меньше 10% объема книги. Это несколько удивляет. Думается, в 20-е годы во Франции и в 30-е годы в России он был занят другим. Архивные разыскания, которые еще предстоят, смогли бы что-нибудь разъяснить, в частности объяснить появление такого количества «внутренних» рецензий.
1702