Не один раз отрубывал я верхнюю часть верёвки и привязывал её к нижней, от чего она не становилась крепче. А до поместья султана было всё ещё довольно далеко.
Я находился в облаках, в нескольких милях от земли, как вдруг верёвка оборвалась, и я с такой силой грохнулся вниз, на нашу роднуюземлю, что пробил в земле яму глубиной, по меньшей мере, в девять сажен.
Не знаю, сколько я пролежал в этой яме без сознания, но, когда пришёл в себя, долго не мог сообразить, как мне выбраться из неё.
Думал я, думал — и додумался: выковырял ногтями ступени и по этим ступеням благополучно вылез на поверхность Земли.
Экипаж на плечах, лошади под мышками
Вскоре русские заключили с турками мир, и меня, в числе других пленных, отправили в Санкт-Петербург.
Мой литовский конь остался в Турции, и я был вынужден ехать в Россию на почтовых лошадях.
В тот год во всей Европе свирепствовали такие морозы, что даже солнце простудилось и захворало. А когда солнце заболевает, от него идёт не тепло, а холод. Поэтому я ужасно мёрзнул в своей карете.
И вот случилось однажды, что нам пришлось ехать по узкой дороге, с двух сторон заросшей высокими кустами шиповника. Я напомнил кучеру о том, что нужно протрубить в рожок, иначе мы рискуем не разъехаться со встречным экипажем.
Кучер поднёс рожок к губам и стал дуть в него. Он дул со всей мочи, но все старания его были тщетны — из рожка не вылетало ни единого звука!
А вскоре мы увидели, что навстречу нам мчится экипаж, объехать который было совершенно невозможно.
Ничего не поделаешь. Я вылез из кареты и прежде всего выпряг лошадей.
Вслед за этим взвалил себе на плечи карету со всеми четырьмя колёсами и всеми дорожными узлами и перепрыгнул с этим грузом через канаву и живую изгородь высотой в девять футов.
Это было отнюдь не легко, а вы ведь знаете, какой я силач.
Перепрыгнув обратно через изгородь, я снова очутился на дороге, но уже позади чужой кареты.
Затем я поспешил к нашим лошадям, подхватил обеих и, зажав их под мышками, двумя прыжками перенёс их к карете. Одна из лошадей во время прыжков зафыркала и стала брыкаться, выражая недовольство. Но я справился с ней, засунув её задние ноги в карман своего сюртука, после чего она тут же успокоилась.
Я впряг лошадей в карету и благополучно добрался до постоялого двора.
Оттаявшие звуки
На постоялом дворе мы немного отогрелись от этого лютого мороза и отдохнули после наших приключений. Кучер повесил рожок на гвоздь у кухонного очага, а я уселся напротив него.
И вот послушайте только, что тут произошло!
Внезапно раздалось: «Теренг! Теренг! Тру-туту! Ра — рара!» Мы вытаращили друг на друга глаза.
Что это?! Оказывается, это сам по себе заиграл рожок!
И только тогда мы поняли, почему кучер не мог извлечь из этого рожка ни единого звука.
Звуки в рожке просто замёрзли на морозе. А вот теперь они оттаяли, отогревшись у печки, и стали вылетать, ясные и звонкие, услаждая наш слух.
Всё началось с первого путешествия, совершённого мною, тогда ещё юношей, задолго до поездки в Россию. И было это путешествие на Цейлон, где мой дядюшка занимал пост губернатора.
Мы подняли паруса и отплыли из Амстердама.
Ничего достопримечательного в пути не произошло, и мы благополучно прибыли на остров Цейлон.
Как-то старший сын цейлонского губернатора предложил мне пойти вместе с ним на охоту. Я с большим удовольствием согласился.
Мы пешком отправились в лес. Было очень жарко. Мой двоюродный брат, высокий и сильный молодой человек, жил на Цейлоне с детства и к местному климату привык. Он бодро шагал под палящим солнцем. Я же с непривычки быстро утомился и к тому времени, когда мы добрались до леса, изрядно поотстал от него.
Моё внимание привлёк бурный поток, и я направился к нему, чтобы в прохладе посидеть на берегу. И вдруг я услышал шорох, доносившийся со стороны дороги, идущей над обрывом. Я оглянулся и замер: передо мной, словно окаменевший, стоял огромный лев с разинутой пастью, готовый в любую секунду наброситься на меня.
Моё ружьё было заряжено мелкой дробью, и выстрелом можно было разве что напугать зверя.
Подчиняясь скорее инстинкту, чем разуму, я в ужасе бросился бежать, понимая при этом, что лев одним прыжком тут же настигнет меня и разорвёт.
Но всё же я решил выстрелить. Лев нисколько не испугался, наоборот, мой выстрел его только разъярил, и он в злобе кинулся на меня.