Неискушенный человек надеется, что нет ничего страшнее злодеяний, творимых людьми, зверьми, и зеленокожими. Но когда властвует мрак - истончается ткань, отделяющая Мидвальд от немыслимых пространств, наполненных богами и чудовищами, что жаждут обрести новую реальность для своих игр. Ночью всходят ростки черной фасоли. С языков слетают заклинания на забытых языках. Кровь льется по камням лесных алтарей. Бьется пламя свечи над пергаментами чернокнижников. Во мраке струиться магия, рождает безумные амбиции, насыщает злокозненные умы, питает нечестивые желания.
Оккультисты взывают к кошмарным существам из-за полога бытия, предлагая им свой разум и кровь девственниц. Некроманты тревожат усопших - и мертвецы обретают желание покинуть могилы. Алхимики забывают о порохе, пытаются присоединить бездушное сознание к механизмам из стали, дерева, шестерней и пружин. Зловещие неупокоенные короли и малефикары Виттенморта шепчут проклятья в запечатанных саркофагах, пытаются найти выход из катакомб под древними развалинами, скребут истлевшими пальцами двери склепов, мечтают возродить свою могущественную империю - и вновь править миром. Тауматургисты похищают живых и мертвых, творят из их плоти гротескные, немыслимые конструкции, движущиеся и стонущие в ночи - и язык не поворачивается назвать эти создания существами. Безумные Тар-Фаротские жрецы пытаются подкупить джиннов прекрасными наложницами, а на берегах реки Понго темнокожие колдуньи совокупляются со змеями и болотными тварями.
Даже того, кто избежал ночных ужасов, ворочается в собственной постели - настигает бремя тревог и воспоминаний. Перед сном являются иррациональные страхи, тяжкие мысли о путях Провидения, тени прошлого, сожаления о разбитых надеждах, тоска по былым любовникам, ужас неминуемой смерти.
Этих дум возможно избежать - если человек пьян, изможден трудами, или держит в объятиях того, с кем посчастливилось разделить ложе. Ужасы ночи и тревоги, что поджидают в сумерках, можно приглушить вином, разбавить обществом искусной шлюхи, забить ноздри болотной специей, развлечься чтением, занять ум фантазиями. Услышать далекий вой волков, удары грома, звуки дождя и ветра - и порадоваться, что есть кров, в печи горит огонь, и не пришлось засыпать с пустым животом.
Но будь ты бедняк или король - ужасы ночи невозможно одолеть, если ты одинок. В очередной раз придется отойти ко сну с тяжелым сердцем, ожидая момента, когда ночные кошмары вытеснят тревожные мысли. Любому человеку необходим добрый товарищ, преданный любовник, заботливый родич, искренний друг. Любой одинокий человек, гном или эльф - медленно умирает от одиночества, так же, как умирает от язвы, сифилиса или проказы.
Возблагодарим Мать Мира - ибо каждая ночь заканчивается. Вигмар седлает коня, облачается в золотые доспехи, зажигает факел. Скачет по небесному своду, и пламя его факела затмевает свет ночных звёзд. Мрак отступает. И каждый новый рассвет даёт призрачную надежду на избавление от одиночества.
Бэт была одинокой девицей - и не собиралась привыкать к такому положению вещей. Бедная, но добродетельная и решительная Беатриса Годива Гвиневера Фон Кукенхольм намеревалась обрести товарища, любовника, друга, положить конец своему одиночеству.
Пришел день побега из Гнилых Корешков. Бэт открыла глаза - и первым звуком нового дня стали переливы далекой, чарующей мелодии. Уже через несколько минут девушка направлялась к деревенской площади, навстречу доносившейся музыке, не желая оглядываться на старую избу, где провела несколько последних вёсен. За плечами болтался дорожный мешок, в её волосы был вплетен цветок гибискуса, сорванный через соседский забор. Бэт бодро шагала по пыльной улочке, не обращая внимания на повес, что шутливо кланялись, восклицая “доброе утро, моя баронесса!”, ощупывая мутным после ночной попойки взглядом её стянутый корсетом бюст.
Этих незадачливых деревенщин можно простить - к добру ли, к худу ли, Бэт была чертовски хороша собой. Даже самый никчемный пропойца и бездельник не в силах оставаться равнодушным к девичей свежести и красоте - ему остается лишь сокрыть своё восхищение и непристойные фантазии за глупой шуткой и пьяной ухмылкой.