- Наберем воды и пойдем дальше, - решительно объявил он и велел мне возвращаться на мой пост.
Решение капитана чуть не привело к бунту. Моряки заявили, что коли вдруг выпал редчайший случай стать богачами из богачей, они не собираются упускать его из-за каких-то непоеных свиней. Выбрали депутацию, штурман поддержал их, и капитану ничего иного не оставалось, как уступить. Постановили, что небольшой отряд высадится на берег и попытается разыскать золото.
Совестно сказать, Джим, но мне не меньше других хотелось попытать счастья. Вот до чего доводит людей преклонение перед золотом! Исключая капитана, не было человека на бриге, который не считал бы, что сокровище уже в наших руках, остается только пустить его в оборот и зажить в роскоши и неге.
Мы бросили якорь почти на том самом месте, где Андерсон тащил на борт раненого Флинта. Минуло четыре с лишним года, как я видел эти берега, и, к стыду своему, должен сказать, что я меньше всего думал о бедняге Нике, - а ведь если бы не он, белеть бы моим костям на этом острове... Все мои благие намерения как ветром сдуло, в душе я снова был самый обыкновенный морской разбойник, готовый пристукнуть всякого, кто встанет между мной и золотом.
Когда мы спускали шлюпку, подошел капитан; я заметил, что его губы скривились в усмешке.
- Бен Ганн, - небрежно обратился он ко мне, - чем объяснить твою осведомленность о делах Флинта и его золотишке?
Я ждал этого вопроса и заранее приготовил ответ.
- Я был захвачен в плен пиратами как раз незадолго перед тем, как они спрятали здесь сокровище, - сказал я. - Пираты напали на наш корабль и потопили его недалеко отсюда. Это было после налета буканьеров на Санталену.
- О! - воскликнул капитан все с той же усмешкой. - Выходит, нам просто повезло, что ты оказался с нами?
И он ушел, напевая себе под нос, а мы, во главе со штурманом, попрыгали в шлюпку и навалились на весла так, словно сам черт гнался за нами.
До свиней ли тут! День за днем, вооруженные кирками и заступами, бродили мы под немилосердно палящим солнцем по злосчастному острову, роясь в земле, точно навозные жуки. А нашли только скелет одного из французов; я узнал его по распятию на шее, на которое обратил внимание в тот далекий вечер, когда мы сидели вшестером у костра на берегу Северной бухты.
Мы изрыли всю землю вокруг скелета, но, кроме распятия, так ничего и не обнаружили, да и то чуть не передрались из-за него.
На двенадцатый день, так и не найдя никаких признаков клада, мы побрели обратно в Южную бухту. Настроение у всех было прескверное. Неподалеку от шлюпки на берегу стоял капитан, все с той же язвительной улыбкой на губах.
- Ну как?.. - протянул он, когда мы вышли из леса с кирками и лопатами на плечах. - Хватит на "Ласточке" места сложить ваши драгоценные находки?
- Ни гроша нет! - воскликнул штурман и выругался. - И мы так думаем: Бен Ганн все это сочинил, чтоб ему гореть в вечном огне!
- Что вы говорите, - отозвался капитан, - весьма прискорбно, потому что места в трюмах довольно - без воды все свиньи околели!
Штурман первым поспешил признать свой промах и покаяться. Сразу после него слово взял мой приятель Оксли:
- Это Бен нас подбил, а мы, дурни, развесили уши!
- Вот именно, - подхватил капитан уже более резким голосом. - Дурни! По справедливости, так заковать бы вас в кандалы, всю шайку, и отдать под суд в Филадельфии как бунтовщиков. Но без вас я не доведу судна до места, а потому я вас прощаю - при условии, что вы тотчас принимаетесь за дело и с приливом мы выходим в море! Живо наполняйте бочки и готовьтесь поднимать якоря, пока я не передумал и не всадил кому-нибудь пулю в лоб!
Честное слово, мы трудились так, что угодили бы самому придирчивому капитану. Через три часа все бочки были наполнены водой. Матросы заняли места в шлюпке, оставалось столкнуть ее и проститься с островом.
Капитан спокойно сидел на планшире, но едва я вошел в воду и взялся за борт шлюпки, как он поднял руку.
- Нет-нет, Бен, - сказал он. - На тебя мой приказ не распространяется, ты заслужил особую милость. Можешь остаться здесь и искать дальше, а отыщешь - помни: через пять лет я снова зайду сюда и стребую свою долю в возмещение за свиней, которые сдохли по твоей вине!
Я стоял по колено в воде и смотрел на него. Я не мог поверить, что моряк, которого никак нельзя было назвать буканьером, человек, который дважды в день собирал нас на молитву, способен бросить меня одного в таком месте. Кто-то из матросов засмеялся, но тут опять заговорил капитан:
- Я не шучу, Бен. Я решил оставить тебя на острове, как это сделали бы твои старые друзья, пираты. С той разницей, что они вряд ли позаботились бы о твоем пропитании. В старом блокгаузе ты найдешь мушкет, порох и дробь, найдешь также бочку солонины и еще кое-какие припасы. Ну а лопат и заступов даже больше, чем нужно, - вон их сколько лежит на берегу. Надеюсь, они тебе пригодятся. Времени у тебя сколько угодно, вся жизнь впереди, если только твои приятели не нагрянут сюда чистить днище!
С этими словами капитан поднялся и махнул Оксли, чтобы тот отчаливал; одновременно он выхватил пистолет и взвел курок на тот случай, если я ринусь следом за ними.
- Капитан, - вскричал я, - смилуйтесь!..
- Смилостивиться? - отозвался он. - С тобой обошлись куда милостивей, чем ты с моими свиньями!
Я стоял в воде и смотрел, как шлюпка идет к "Ласточке". Ни один из команды не решился спорить с капитаном, не попытался смягчить его. Вот уже подняты на борт последние бочки, поднята лодка, а через два часа бриг вышел из бухты и взял курс норд-вест.
На закате "Ласточка" была уже маленькой точкой на горизонте. Я остался один на острове Кидда, в обществе коз и призраков.
2
И все-таки мне не верилось, что "Ласточка" ушла совсем. Я твердил себе, что капитан просто решил проучить меня, и целую неделю не покидал берег злополучной бухты, до боли в глазах всматриваясь в море. Тщетно, никакого намека на парус... И когда стало очевидно, что меня бросили на произвол судьбы, я не выдержал и разрыдался...