На площади приговоренные взошли по двум лестницам на помост, где их усадили на лавки в том порядке, в каком их потом вызывали для объявления приговора. Вслед за этим, по двум другим лестницам на помост взошли инквизиторы, вице-король и члены королевского верховного суда. Когда они заняли свои места под балдахином, каждый согласно своему положению, на помост взобралось множество монахов — доминиканцев, августинцев и францисканцев, всего до трехсот человек, и заняли принадлежащие им места.
Затем наступил момент торжественного молчания, после чего стали зачитываться жестокие и строгие приговоры. Приговоры были разные — сто или двести ударов плетью и 6,8, и 10 лет галер. Семерых последних приговорили к работам в монастыре по 3,4 и 5 лет, без плетей и на обязательное ношение «санбенито» все это время.
Я стоял в толпе перед помостом и пытался поймать взгляд Джорджа Раблея. На миг наши взгляды встретились. Жалкая грустная улыбка мелькнула на его изможденном лице. Хозяин узнал меня.
Когда наступили сумерки, вызвали его и еще двоих несчастных, имен которых я не помню. Они были осуждены на костер. Их немедленно потащили на место сожжения на этой же площади, вблизи помоста, где быстро сожгли и превратили в пепел.
Я плакал всю ночь, а под утро незаметно пробрался к месту сожжения моего спасителя, чтобы сохранить для себя на память горстку его пепла.
Закончив рассказ, Карлос достал из кармана своего пончо маленькую перламутровую коробочку.
— Вот здесь я храню, все, что осталось от него, — с благоговением сказал он, поцеловав коробочку и прижав ее к сердцу. — А вам, дон Бэзил, надо как можно скорее убираться отсюда, чтобы я не носил при себе еще одну коробочку, с остатками вашего пепла. Вы согласны со мной?
— Согласен! — грустно произнес Василий, удрученный таким будущим. — Но, куда?
— Я думаю вам нужно перебраться в порт Сан-Хуан. Там вы сможете наняться моряком на уходящее в Европу судно. Завтра утром, с рыбаками, я отплыву в Веракрус, для того, чтобы найти вам надежное пристанище. А вы, дон Бэзил, до моего возвращения поживете у моего брата, Матео. Хижина его стоит в стороне от селения, так что будет меньше посторонних глаз.
Как только на землю опустилась ночь, Карлос провел Василия в хижину своего брата. Матео как две капли воды был похож на Карлоса. Такой же гордый и мускулистый. Семья Матео состояла из его жены Марии и младшей дочери Ниньи. Две старшие дочери, жили вместе с мужьями в соседних селениях.
Тяжела жизнь женщины индейской женщины. Она первой встает, между 3 и 4 часами утра, после чего раздувает огонь из тлеющих углей в очаге, чтобы разогреть мужу кукурузную похлебку. Накануне вечером, с помощью дочерей хозяйка должна приготовить сушеную кукурузу. Ее варят с золой, пока она не помягчеет, а затем лущат, после чего толкут в каменной ступе, пока она не превращается в густую пасту, из которой делаются лепешки. Муж уходит на заре в поле и берет с собой приготовленные женой несколько комков перемолотой кукурузы величиной с яблоко, завернув их в листья. Размоченные в воде приправленные жгучим перцем «чили», с добавленным кусочком высушенной оленины, они становятся его обедом. Глава семьи возвращается домой во второй половине дня и жене необходимо успеть согреть воду, для горячей ванны для него. Вечером надо приготовить ужин, в который обязательно должно входить рагу из мяса дикой или домашней птицы или рыбы. На закате дня, при свете лучин она прядет хлопок или занимается ткачеством. Кроме этого, необходимо ухаживать за домашней живностью и кормить детей.
Но тяготы хранительницы очага, словно не задели Марию. В свои уже не молодые годы она еще была грациозна и привлекательна. Имя полностью соответствовало ее дочери (Нинья-малышка), двенадцатилетней девочке-подростку, небольшого росточка, смешливой и капризной. Чувствовалось, что она любимица своих родителей.