Серёня почувствовал себя неловко. Здесь ему никто лишних вопросов не задавал, а он…
После ужина разговор стал стихать и разделился на группки. «Профессор» тихо убеждал Марию повлиять на своего отпрыска в положительную сторону и не отдавать его ворам на обучение. Мария молчала, каменно сомкнув губы, но в её глазах была просто неземная тоска. Дед Филиппыч, дочитав до конца позавчерашнюю передовицу, чтение вынужден был прекратить, так как костерок, при свете которого он умудрялся читать, почти погас.
Бабка Маланья увлеченно и со знанием дела рассказывала Зойке рецепт французской шарлотки, вычитанный ею в оригинальном французском же кулинарном справочнике много-много лет назад. Из её рассказа Серёня неожиданно усвоил, что справочник был ею прочитан на языке оригинала, а сама бабка Маланья в ту пору проживала в городе Париже. «Чудны твои дела, господи, — удивился в очередной раз за этот день Серёня. — Это где же — Париж, а где — этот мост!»
Постепенно разговор совсем затих, а «подмостовые» граждане стали откровенно зевать.
— Ладно, пора и на боковую, — сказал «Профессор», — а то завтра рано вставать. — Женщины и дед Филиппыч ушли в сарай, а «Профессор» стал расстилать около костра старое одеяло. Он объяснил Серене так: — Я на свежем воздухе спать очень люблю. Я ведь раньше, когда помоложе был, в разных научных экспедициях участвовал. А там, сами знаете — романтика, палатки, лес. Красота!
Серёня подивился своей неожиданной интуиции: «Похоже, угадал я с прозвищем. «Научные экспедиции»! И, правда, — профессор».
А тот, сняв аккуратно заштопанные по бокам сандалии, растянулся на одеяле, блаженно зевая и улыбаясь каким-то своим мыслям. Сереня подумал: «Это что-то невероятное. Человек спит практически на голой земле, у него нет ничего, то есть, абсолютно ничего, а он улыбается и выглядит вполне довольным. Чудны твои дела, господи!» А «Профессор», словно спохватившись, резко сел на своем импровизированном ложе:
— Вы простите, я тут разлегся, а вам совсем забыл сказать — нас сегодня на одного больше, а второго одеяла, к сожалению, нет, но завтра мы что-нибудь для вас обязательно придумаем. Вот только это и могу вам пока предложить — Маланья позаботилась. — Старик виновато развел руками и кивнул на несколько стопок газет, аккуратно разложенных около костра.
Трава под мостом была мягкая, и устланная для ночлега свежими газетами вполне годилась вместо постели. Серега нашел местечко между двух кочек, покрутился, устраиваясь на новом месте, пригрелся и заснул. Так закончился первый день его новой жизни.
Глава 7
Утро под мостом начиналось рано. Зойка убежала на работу. Она работала на рынке, торговала какой-то мелочевкой. Хозяйка платила ей мало, но на хлеб с пепси-колой хватало, и когда Зойка прибилась к «подмостовой» общине, большую часть своей зарплаты она стала отдавать бабке Маланье, впрочем, как и все остальные. Перебивались кто чем. Дед Филиппыч чистил обувь проходящим и проезжающим. На другую работу у него просто не хватало сил — жизнь на свежем воздухе в его возрасте была не лучшим подспорьем здоровью.
Мария, как выяснил Серёня, была в недавнем прошлом учительницей младших классов. Но, после неудачной сделки с недвижимостью — она решила поменять свою двухкомнатную квартирку на такую же, только в другом районе — Мария осталась совсем без квартиры. Её, без лишних вопросов, выперли на улицу новые хозяева, и она, вместе со своим малолетним, но подающим большие надежды сынком Колькой, поселилась под мостом.
Мария оказалась под мостом случайно, так же как и Серёня: познакомилась на рынке с Зойкой, а та привела её в «подмостовую» общину. Теперь, как и Зойка, Мария торговала на рынке. Только товар у неё был поинтеллигентней — хлеб, и она снабжала им общину в неограниченных количествах.
Бабка Маланья сама ушла из дома, не вытерпев попреков повзрослевших детей. Она была женщиной спокойной и справедливой, и не понимала, как у неё, такой положительной и доброй, могли вырасти такие черствые и злобные дети. На Серёнин вопрос о внуках бабка заметила, что яблочко от яблоньки недалеко упало, и следующие Серёнины вопросы отпали сами собой.
«Профессор» действительно был когда-то профессором — орнитологом. Но неожиданно в «великом и могучем» государственном укладе начались перемены. Старая советская профессура, плохо разбиравшаяся в чем-либо, кроме очень чистой науки, тяжело адаптировалась к новой жизни: кому-то пришлось покинуть страну в поисках потерянного научного рая, кто-то ушел в бизнес, а профессору-орнитологу новые жизненные коллизии практически не оставили выбора. Последней каплей была неудачная женитьба на молодой аспирантке: новобрачная быстренько оставила ученого мужа без жилья и указала ему на дверь. Так он оказался под гостеприимным мостом, в обществе, о котором в своей прошлой, профессорской, жизни даже не догадывался, а новым местом работы ему стала обыкновенная церковная паперть — а что, заработок неплохой, под праздничек — не хуже бывшего, профессорского — любят на Руси обиженных и убогих.