Значит, с ними не пойдём, — задумчиво хмыкнул Сидор, не слушая его.
— Решил сам премию получить? — тут же подколол его Сашка.
— Дурак ты Сашка, — уже гораздо спокойнее отозвался Сидор.
Первая вспышка раздражения прошла и теперь уже он мог спокойнее реагировать на Сашкины подначки, на которые тот был горазд.
— Всё упирается во время. Есть большая вероятность, что даже если нам отправиться прямо сейчас, думаю что никого уже из тех, кто ушёл перед нами, нет больше в живых. Но если поторопиться, то, глядишь, кто-то ещё и останется, не всех съедят.
Хорошо было бы попытаться догнать последнюю группу, что ты говоришь ушла пару дней назад, — Сидор в раздражении потёр подбородок. — Да куда нам. У нас более сотни тяжелогруженых телег с нефтью. И оставить негде и не на кого. Вот же ещё засада!
— Я останусь, — неожиданно сказал Советник. — Мне с моими старыми гвардейцами за вами всё равно не угнаться, зато я преспокойно посторожу на той стороне ваш груз. Загоним в какую-нибудь горную долину или распадок на той стороне, там и посторожим, пока ты не вернёшься.
Надо только чтобы ты сам, лично провёл обоз на ту сторону, во избежание неожиданностей со стороны таможни. Переправишь обоз, и отправляйся на выручку.
Себя вам не предлагаю, потому что знаю — не возьмёшь. Стар я уже для подобных развлечений. Поэтому и предлагаю посторожить обоз здесь, до вашего возвращения.
— А что, это выход, — задумчиво посмотрев на своего Советника, Сидор повернулся к Сашке.
Когда, говоришь, этот сборный отряд здесь будет?
— Завтра вряд ли, но после послезавтра наверняка. В крайнем случае — через неделю.
— Поздно, — хмуро бросил Сидор. — Через неделю точно будет уже поздно. И для тех, и для этих.
С сомнением глядя на Сидора, Сашок всё таки решил поинтересоваться.
— На меня ругаешься, что ребят якобы на смерть отправил, а сам туда же суёшься. И всего-то с двумя сотнями против двух тысяч. Не странно ли? Или тебя самого дух местной анархии заразил?
— Мне — да, им — нет, — непонятно как-то отозвался Сидор, даже не посмотрев в его сторону.
Не будем терять время, — не обращая на Сашка больше внимания, обратился он к Советнику. — До вечера ещё времени много, а в горах темнеет не скоро. Так что до темна успеем, — бросил Сидор.
— Пошли, — согласно кивнул головой Советник, подхватываясь со своего места.
Поднявшись, они оба решительно направились к входной двери, оставив на столе недоеденные блюда.
Бросив им в спины удивлённый, откровенно непонимающий взгляд, Сашок, недоумённо передёрнув плечами, поспешил следом, хотя никто его и не звал.
Первые лучи вставшего над горизонтом палящего жаром южного солнца словно острым лезвием резанули по глазам, высветив спрятавшегося за выступом большого камня бывшего атамана ключёвских хуторян Семёна Дюжего, а тот так и не двинулся со своего места. Перекатывая во рту маленький камушек, бывший атаман мрачным, злым взглядом угрюмо обозревал раскрывшуюся под ним картину спящего вражеского лагеря.
Бывший — потому как скинули его друзья-товарищи с атаманства. Вчера как раз и скинули. Скинули по причине хронических неудач последнего времени и принятых лично им не слишком правильных решений. Проще будет сказать — по причине фактического разгрома их каравана и развалу, казалось бы столь удачно начатого дела.
Только вот, скинуть то хлопцы его скинули, да освободить своего бывшего атамана от тяжкого обременения по сохранности отрядной казны, даже не подумали. Мол, хоть ты и бывший теперь атаман, а вся ответственность сберечь и доставить семьям погибших приморский заработок, отрядную казну, всё одно на тебе.
Кто атаман — с того и спрос. А бывший, не бывший — тут уж не до таких мелочей. Казна важней.
И теперь он, бывший атаман вольных ключёвских хуторян, отсюда, с верха высокого, обрывистого уступа далеко выдвинувшегося в степь скального языка предгорий Большого Камня, прищурив злые, казалось до белизны выцветшие на белом солнце юга глаза, внимательно смотрел за пробуждающимся внизу лагерем своих преследователей. Атаман мучительно выискивал малейшую возможность для бегства.
Получалось плохо. Возможностей не было. Не просматривались.
Ловушка. Кто бы мог подумать, что такие, издалека казалось бы невысокие, пологие, невзрачные холмы, вблизи окажутся неприступными обрывистыми скалами. И что пути сквозь них дальше в горы не будет.
Десяти, двадцати, а местами и тридцатиметровые обрывистые непроходимые скалы, на наличие которых здесь, именно в этом месте, не указывало абсолютно ничего, неожиданно преградили им путь в горы, отрезав от них надежду. Надежду на жизнь.
Атаман, бывший атаман вольных хуторян вольного Ключёвского края, покосился вниз. От лагеря преследователей его отделял десятиметровый скальный обрыв и открытый всем заинтересованным взорам широкий галечниковый пляж, начинавшийся сразу же под скалой. И ровной, простреливаемой с обоих сторон полосой тянущийся между скалами с беглецами и преследователями вдоль речки. Да та самая, проклятая, недоступная беглецам ныне быстрая мелководная речка за ним, весело бегущая откуда-то с недалёких уже отсюда гор.
Манящие близкие блестки текущей воды, переливающиеся в лучах восходящего солнца так и манили к себе прохладой, но…
— Хорошие у них лучники, — атаман едва слышно забористо выругался сквозь зубы.
Небольшой отряд наёмных лучников, откуда-то из западных побережных баронств, недавно присоединившийся к их преследователям, намертво отрезал их от воды.
Пути к совсем близкой реке, до которой казалось рукой подать, к играющему в первых лучах восходящего солнца мелкому перекату, а значит и к такой близкой, манящей воде — не было. Чему ярким подтверждением служил густо усеянный быстро разлагающимися на жарком солнце трупами пляж.
Много поначалу было охотников добраться до манящей прохладой воды близкой реки. Теперь повывелись.
Впрочем, много поначалу было и желающих лично добраться до тех водоношей, с той, другой стороны. Теперь и те, и другие неряшливыми, разлагающимися на жарком солнце кучами лежали мёртвые там, внизу. И, словно в издёвку друг над другом, ни беглецы, ни преследователи не давали никому убирать отравляющие воздух трупы. Ни свои, ни чужие.
В этом была какая-то особая, непонятная никому издёвка друг над другом с обоих сторон.
Пить хотелось страшно. И даже привычно засунутый атаманом в рот круглый камешек, помогал плохо. Хотелось пить. Давно.
Эта ночка выдалась в очередной раз длинная и как всегда беспокойная. Всё таки тихо помирать, на радость своим преследователям, люди, загнанные в эти безводные, голые скалы отказывались. Как отказывались и терпеливо дожидаться собственной смерти от жажды, раз за разом пытаясь прорваться к близкой реке.
Сегодня предрассветное дежурство по жребию выпало ему, незадачливому атаману.
— "Бывшему атаману, — мысленно поправил он себя. — Бывшему атаману, бывшего удачливого торгового каравана, жалкие остатки которого сейчас загнаны сюда, в эти мёртвые, безводные скалы".
— "Могли бы и не скидывать меня с атаманства, придурки, — равнодушно подумал атаман. — Всё одно скоро всё решится самым естественным образом. А так бы хоть помер как человек, атаманом. А не…"
Атаман поморщился, от этих, давно уже ставших привычными, навязчивых мыслей. Вспоминать о том, как раньше всё было хорошо, как хорошо всё начиналось, было тяжело. Потому как, от того мощного, полутора сотенного отряда вольных хуторян, три месяца назад самоуверенно перешедшего под горами сюда, в Приморье, не осталось ничего.
— "Практически никого", — мысленно поправился он.
Тридцать пять израненных, вымотанных долгим преследованием человек из бывших полутора сотен, когда-то таких уверенных в себе и в своих возможностях. И в своём счастливом будущем. Да ещё пятеро тяжело раненых, дожидающихся своей скорой смерти от жажды там, у него за спиной глубоко в скалах.