Дмитрий Швец
Приключения Бобового Зёрнышка
Глава 1
Старший и единственный повар, его графской светлости — Люцелиус Кярро пребывал в крайней степени раздражения, грозящего перерасти в неконтролируемую ярость. Его жиденькие усики топорщились в разные стороны, норовя соскочить с небритых, сейчас густо покрасневших щек. Щеки эти раздувались и краснели еще больше, затем сдувались выпуская воздух, но краска с них не спадала. Оттого с каждым вдохом Люцелиус Кярро становился все более красным. Его ноздри раздувались, втягивая в себя запахи окружающего мира. Бешённые, подернутые поволокой злобы и ненависти глаза, яростно рыскали вокруг, а толстые, многократно обваренные и от того похожие на распухшие колбаски, красные пальцы рук сжимали покрытое пятнами, пропитанное потом, маслом и водой полотенце. Он был готов разнести собственную кухню, только для того чтобы выместить ярость, раз уж никто из живых не оказался достаточно глуп, чтобы попасть под его тяжелую руку. Он уже скрутил полотенце и нацелил его в печь, его рука поднялась чтобы хлопнуть мокрой тряпкой по раскаленной дверце поддувала. И тут он увидел то, что могло перевести его ярость, со столь любимой им кухни, на то, что не заслуживает жалости. Он увидел меня.
Я мирно спал, зарывшись лицом в мешок с луком и ни сном, ни духом не подозревал о нависшей надо мной опасности. Опасность же меж тем хищно улыбнулась, осклабилась, аккуратно и не спеша свернула полотенце, повесила его на плечо и довольно потерла руки.
— Боб! — заорал Кярро.
Одним прыжком он преодолел расстояние до меня и привычным движением размахнулся, намереваясь со всей своей великой дури, врезать мне ногой по ребрам.
Я открыл глаза и подскочил. Нога старшего повара провалилась в пустоту, а сам он едва не рухнул на то место, где я лежал еще мгновение назад. Но старший повар, его графской светлости Люцелиус Кяро, не зря был старшим, он не только удержался на ногах, но и, перехватив мое движение, ударом кулака в живот отправил мое тело прямиком в стену.
И пока тело мое, болтая ручками и ножками в воздухе, неумолимо приближается к покрытой копотью стене, дабы испытать на прочность позвоночник и определить, наконец, что прочнее моя спина или ее балки, я возьму на себя смелость и представлюсь. Точнее не так. Позвольте представиться, меня зовут Бобовое Зернышко! Удивлены? Вот то-та, но вы еще больше удивитесь, узнав, что это ни хрена не прозвище. Такое имечко мне дали мои родители. Представляете, родители! За что? Как надо не любить собственного ребенка, чтобы так над ним поиздеваться? Что плохого я им сделал? Нет, мать я еще могу понять, она хотя бы рожала, но отец. Как он мог?
И что мне прикажите с таким имечком делать? В армию нельзя — засмеют, в преступники тем более нельзя — сперва обсмеют свои, а когда поймают — от смеха передохнет стража, потом, когда будут судить, судейские слезами весь приговор зальют, а уж когда в камеру отправят там и вовсе убьют. С другой стороны, если дело дойдет до палача, то глядишь, меня еще и помилуют. Палач же не сможет исполнять свою работу, так и будет по эшафоту кататься и за животик держаться.
Возможно, и у такого имечка есть плюсы, только я их пока не заметил. А живу я уже не так и мало, мне цельный семнадцатый год пошел. Аккурат, пять дней назад и пошел. Росту во мне не слишком много, тому же старшему повару я не достаю и до плеча, но повар у нас человек высоченный, в нем-то добрых пара метров, а я так, малыш. Но чего во мне меньше чем роста, это мозгов. Да, да не удивляйтесь, я местный деревенский дурачок. По крайней мере, так было в тот момент, когда мое болтающее ногами тело на полной скорости неслось к стене кухни в замке его графской светлости.
А вот собственно и стена. Позвоночник оказался несколько крепче и, оставив на стене грязный расплывчатый след, я рухнул на пол. Старший повар уже был подле меня, его огромная ладонь оплела мою шею, приподняла над полом и впечатала в отмеченное моей спиной ранее место.
— Ты, — брызгая слюной, хрипел мне в лицо старший повар. — Ты, чертов лентяй! Опять спишь на рабочем месте! Я тебя, — его пальцы сжались лишая мои легкие воздуха.
Я вцепился в его руку и заблеял:
— Господин, Кярро. Господин, старший повар, мне разрешили.
— Кто? — Кярро побагровел еще больше. Его лицо стало настолько красным, что мне показалось оно вот-вот лопнет. Я живо представил, как красные горячие капли забрызгивают мне все лицо. — Кто это тебе, лентяю, разрешил?
— Вы! — выдохнул я последний воздух из легких.
— Я? — хватка Кярро ослабла, в глазах проступило подобие разума, но ярость снова взяла верх.