— Да, видать не слишком о вас батюшка заботился. Вы ведь сынок местного хозяина?
А с чего это он взял. Неужто, моя перепачканная сажей и копотью, сияющая огромной шишкой на лбу физиономия похожа на дворянскую? Шишка! Вот что так болит на лбу. А на заду у меня что? Я покоился на свой зад и охнул, увидев, что его прикрывают графские шмотки. Даже моего не великого ума хватило, чтобы понять, почему рыцарь принял меня за дворянского сынка. Я выряжен в одежду графа с ног до головы, даже на моих ногах его видавшие виды ночные тапочки. Да, еще и меч, что я сумел чудом дотащить сюда, валяется у ног.
— Это не мои вещи, — сказал я, по-прежнему глядя на свой зад.
— Вот как, — рыцарь напрягся и подобрался. — А чьи? — его рука легла на рукоять меча.
— Графа, — честно ответил я.
— А ты кто? — уважительное «вы» сменилось на нейтральное «ты» и ему осталось совсем чуть-чуть, чтобы перейти в более привычное мне пренебрежительное «эй ты».
— Я тут. На кухне, — заблеял я, справедливо ожидая оплеухи. Голова втянулась в плечи, а из глаз сами собой брызнули слезы.
— Ну-ка, малец, успокойся и расскажи мне, что тут произошло. А начни с того, что расскажи о себе.
И я рассказал. Я рассказал все и как работал на кухне и получал вместо оплаты тумаки, и как спал за печкой, и как господин старший повар оставил меня на кухне одного, и как я справился с целым обедом, и как нашел спрятанный старшим поваром сахар, и как уснул, и как обделался. Не стал я и скрывать ничего о том, как проснулся, не забыл и о маге, что хотел сыграть какую-то шутку, пожалел о том, что не знаю какую, хотя шутки я и не очень люблю, но мне все же было интересно. О том, как очнулся в перевернутом шкафу и о том, что видел, выбираясь из подвала, я рассказывал со слезами на глазах. Когда же дошел до момента, когда забрел в сторожку я пожал плечами и замолчал. Больше сказать мне было нечего.
— Странно, — проговорил рыцарь. — Странно то, что люди, взявшие этот замок, покидали его в такой спешке, что забыли золото. Вон там валяются сундуки с ним. И странно то, что они так за ним и не вернулись. Ты не знаешь почему?
Я подал плечами и помотал головой. Откуда же мне знать, если я все это время пролежал в подвале под шкафом. Я даже не знаю, сколько я там пролежал.
— А ты значит местный кухонный дурачек, — почесав висок, уточнил рыцарь.
— Так люди говорят. Да я и сам знаю. Я не очень умен и понимаю это.
— Не очень умен, говоришь, — губы рыцаря скривились. — Однако ж ты жив, а все остальные нет. И все же странно, почему все так быстро отсюда убежали. И еще странно, то, что ты говоришь в подвале много мертвых, а тут их совсем нет. С чего бы это?
— Я не знаю, — всхлипнул я.
— Ну, ты посиди тут, — он с размаху хлопнул в миску большую ложку каши. — Перекуси пока, а я пойду, погляжу, что там внутри.
Он поднялся и ушел, а я не стал размышлять над всем этим, полностью сосредоточившись на каше.
— Дурачек, значит, — вдруг произнес смутно знакомый мужской голос. — Вот повезло, так повезло.
— Говорила же надо напугать, — голос женщины тоже был мне смутно знаком, не сам голос, его я не помнил, а вот ощущения внизу живота, которые он вызывал, еще как да.
— Теперь уже поздно, — вздохнул мужчина.
— Никогда меня не слушаешь, — обиженно произнесла женщина.
— Ну, извини, надо было послушать.
— Тише вы оба, — голос второй женщины был ласков и мягок, словно голос матери, укладывающий любимое чадо спать. — Посмотрим, может все не так и плохо.
И мужчина, и первая женщина с этим согласились. Правда, слов их я не слышал, скорее, почувствовал это. Я вскочил, оглядываясь, закрутил головой так, что шишка несколько раз проносилась у меня перед глазами. Я обежал сторожку, но ничего и никого не нашел. Успокоившись, я сел на землю, и отправил в рот еще одну ложку каши.
Рыцарь вернулся, когда я набил свое пузо до отказа, начисто вылизав все еще висящий на огне котелок, и дремал, привалившись к стене сторожки. Он быстро собрался, мимолетом оценив приложенные мною усилия по сохранению температуры пищи. Упаковал пожитки в мешки, проверил крепления сбруи, взгромоздил себе на голову шлем в виде бычьей головы и протянул мне руку.
— Тут лучше не оставаться, — сказал он. — Забирайся ко мне в седло, Бобовое Зернышко. Я довезу тебя до города, а там уж как-нибудь сам, — он протянул мне мешочек, весело звякнувший монетами внутри. — Считай это своим жалованием за шестнадцать лет труда и унижений. Местному графу они все равно уже не нужны.
— В городе? — услышал я тихий не уверенный женский голос, но даже едва слышного шепота хватило, чтобы пробудить во мне мужские чувства.