— Господи, чем же провинился твой господин, что от его дома него не оставили ничего и никого живого. Спи, маленький счастливый дурачок, быть может, твоя удача и мне перепадет. Завтра она будет нужна мне как никогда.
В тот момент меня совершенно не волновало произошедшее в замке графа, где я когда-то служил на кухне. Не волновало, потому как события того дня начисто стерлись из моей памяти. Не волновало меня и то, что город, находившийся в каком-то дне пути от замка, продолжал жить своей жизнью, словно никогда и не было ни замка, ни графа со всей челядью и семейством.
Меня это не волновало, а вот рыцаря — да, но свои волнения сэр Роланд предпочел оставить при себе, очень осторожно выспрашивая людей о том, не слышали ли они хоть что-то. Никто и ничего не слышал, а если и слышал, то предпочитал об этом не говорить. Почему? А причин на то несколько. Первая: нашего досточтимого графа не слишком любили. Вторая: все были слишком сильно заняты своими делами, и только радовались тому, что споров за их городок больше не будет. Третья: намеченный на завтрашний день турнир, собравший множество рыцарей со всей страны.
А четвертая как раз сейчас въезжала в ворота города. Над головой рыцаря в черной броне развивался флаг с готовящимся к прыжку черным драконом. Огромный черный конь, под восторженные взгляды и охи толпы, раздувал могучие ноздри и медленно выбивал копытами искры из мостовой. Черное сердце его хозяина билось в такт шагам коня. А черная душа жаждала власти. Его черные глаза искали то, что он утратил и надеялся обрести здесь. Если бы тогда я знал, что ищет черный рыцарь, я бы отдал ему это без раздумий, если бы оно у меня было. А если даже и не было, то помог бы найти. Но я мирно спал, видя сны о прекрасном лугу и кусочке сахара в моем рту, не подозревая, что грозная черная тень уже спешивается на другом конце города.
Глава 7
Оруженосец! Я — оруженосец! И не абы кого, а самого настоящего рыцаря! Да скажи мне такое кто-нибудь еще дней пять назад, я бы плюнул ему в лицо. Не попал бы конечно, и мой плевок так и повис бы на губах, стекая тоненькой струйкой по подбородку, но я бы постарался. Однако теперь я оруженосец!
Оруже носец. А, что делает оруженосец? Правильно — оружие носит. Все оружие. Все что есть. А оружия у сэра рыцаря много. И не просто много, его так много, что мне пришлось увеситься им, словно вьючному мулу. В каждой моей руке торчало что-то режущее, на спине болталось что-то дробящее, с пояса свисало что-то колющее, а на груди красовался могучий, весь в клепках заплат и глубоких бороздах прошлых сражений щит. Как я сумел его там подвесить не известно ни мне, ни рыцарю. Мне, потому что я не слишком задавался этим вопросом, а рыцарю, потому что ему было плевать. Он лишь смерил меня взглядом и удовлетворенно хмыкнул. Это придало мне бодрости и сил. На них-то я, гордо задрав нос, и дошел до лестницы.
По лестнице же я спустился, обливаясь потом, хватаясь за перила и поскальзываясь на каждой ступени. Щит бил меня по ляжкам, торчащие в разные стороны колющие и режущие предметы норовили уколоть и порезать, а дробящие штуки с каждым шагом покрывали мою спину все новыми синяками, с немалым рвением исполняя свое предназначение. До конца лестницы я все же добрался, отметив это звенящим падением и протяжным воем, перебудив все не малое число постояльцев.
— Помочь? — участливо спросил сэр Гриз, наклонившись надо мной, и с улыбкой глядя, как я барахтаюсь, словно перевернутый майский жук, пытаясь встать.
Я же перекатывался с бока на бок, в поисках точки опоры, что позволила бы мне оказаться на коленях, а затем и на ногах, но чем больше я барахтался, тем больше новых синяков и царапин появлялось на моем теле.
Когда же в ногу впилось что-то острое, я замер и, кивнув, тихо проблеял:
— Да.
Сэр рыцарь усмехнулся, подхватил меня за воротник и рывком поставил на ноги. Отряхнув мои коленки от пыли, он поправил висящие на моем поясе орудия и тихо прошипел:
— Это мое оружие. Это мой хлеб. Им я зарабатываю себе на жизнь, и другого у меня нет. Ты, как мой оруженосец, должен следить за ним и оберегать. Ведь это и твой хлеб. А еще, такие вот падения позорят мое честное имя. Ты же не хочешь меня опозорить? Ты же больше не упадешь?
Я обещал. Я готов был поклясться всем на свете, только бы сэр рыцарь не сердился, уж очень весомо покачивалась его стальная перчатка и знакомиться с ней ближе мне совсем не хотелось. Я обещал. Я собрал все силы, что были в моем тощем тельце и твердо решил не подводить больше рыцаря. И у меня получилось.
Без особых проблем, на подгибающихся ногах, я доковылял до двери. Сэр Роланд любезно распахнул ее передо мной, я сделал шаг, зацепился за порожек и, с еще большим грохотом, рухнул сперва на крыльцо, а, затем, не удержавшись на нем, и на мостовую. Под ноги заржавшего и вставшего на дыбы серого коня. Всадник что-то заорал, но я, ворочаясь в пыли, его не слышал.